Река - Кетиль Бьернстад Страница 4
Река - Кетиль Бьернстад читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
— И все-таки поставь какую-нибудь музыку, — просит она.
Ребекка вдруг кажется мне маленькой и испуганной, она сидит на тахте, поджав под себя ноги и обхватив плечи руками, ведь ее жених не может сейчас обнять ее. Даже смешно, но в эту минуту она похожа на паука, который, чувствуя опасность, пытается сжаться в комок. Она как будто читает мои мысли в то время, как я ищу, что выбрать из огромного собрания пластинок, которое семейство Фрост держит даже на даче.
— Как думаешь, погибший был любовником Аниной мамы? — вдруг спрашивает она.
— Нет, — быстро отвечаю я, чтобы помешать этой мысли укрепиться у меня в голове. — Подумай только, что ей пришлось пережить в последнее время. Муж застрелился. Дочь умерла от истощения. За несколько недель она потеряла все.
— Но не забывай одну важную вещь, Аксель, — говорит Ребекка со свойственной ей рассудительностью. — В скорби всегда присутствует доля чувственности.
— Ты так думаешь?
— Да. Вспомни, скольких людей свела вместе скорбь. Скорбь глубоко проникает в нас. Это когда-то сказал мой папа. Она словно отворяет человека. А что случается, когда человек уязвим? Он становится восприимчивым. Жаждет утешения. Ищет, даже не сознавая этого. Ты не веришь?
Я стою перед пластинками и смотрю на портрет Дину Липатти. Молодое лицо. Наверное, он сфотографирован незадолго до того, как умер от рака. Теперь я знаю, какая музыка нам сегодня подходит. «Иисус, упование мое», транскрипция Майры Хесс хорала Баха из кантаты 147. Знаменитая запись пятидесятых годов. Я ставлю пластинку. Непостижимым образом плохой звук только усиливает впечатление. Усиливает благодаря сверхчувствительной манере исполнения Дину Липатти. Благодаря приглушенному до минимума звуку, словно пианист уже умер. Музыка призраков славит жизнь.
Ищет, не сознавая этого? Слова Ребекки звучат у меня в голове, пока я пытаюсь угадать, знал ли Дину Липатти, когда исполнял это произведение, что он неизлечимо болен и должен умереть молодым. Независимо ни от чего, он играет уже мертвый. Он все еще играет для нас. Переселение душ с помощью технологии. Великие чудеса, которым мы уже не удивляемся. Я смотрю на иглу, скользящую по виниловой дорожке. Черные круги, которые я вижу, — это оттиск человеческой жизни. Если долгоиграющая пластинка звучит сорок минут, думаю я, значит, в этот узор впечатаны сорок минут жизни Дину Липатти. Много лет спустя после его смерти я стою на даче в Сёрланде, на севере Европы, и слушаю, кем был Дину Липатти, кем он хотел быть именно в эти минуты. Я не могу прочесть его мысли, но я не мог бы прочитать их, даже если бы он был жив. И все-таки логично, с удивлением думаю я, неподвижно слушая звуки фортепиано, что мысли тоже могут трансформироваться. Если бы на утонувшем сегодня человеке, которого при рождении назвали Эриком, было записывающее устройство, мы знали бы, что чувствовал в последнюю минуту этот Эрик, тот, которому было суждено умереть летним днем в Килсунде, когда на небе сверкало солнце и никому не приходило в голову ничего страшного…
Дину Липатти играет так, как будто он жив.
— От этой музыки мне стало еще более грустно и жутко, — жалуется Ребекка.
— Прости, — говорю я.
Мы ложимся поздно. Ребекка выпила слишком много вина. Она говорит, что ей будет страшно рассказать родителям о том, что случилось. Дезире и Фабиан Фрост будут отсутствовать еще несколько дней. Боится она рассказать о трагедии и своему жениху Кристиану, потому, что, по ее словам, он слишком чувствительный, а еще потому, что он очень любит дачу Фростов — единственное место, где он способен отвлечься от своих занятий и быть только счастливым.
Сам я даже не успеваю подумать о том, что я чувствую. Ребекка весь вечер требует моего внимания. Она, которая всегда подчеркивала важность счастья, сейчас настроена весьма мрачно. Наверное, она права. Наверное, и правда скорбь отворяет человека. Наверное, человек восприимчив. Мы стоим в маленьком коридорчике перед нашими спальнями. Она держит меня за руку.
— Сегодня я не могу спать одна, — говорит она.
Я мысленно вижу ее спальню: в ней уже стоит двуспальная кровать, готовая к будущим супружеским играм с чувствительным Кристианом, с которым она обручилась в Иванову ночь. Был устроен большой праздник, на свежем воздухе под яблоневыми деревьями Хиндар-квартет [2]исполнял Шуберта, песни о любви Эдварда Грига исполняла сама Ингрид Бьёнер. Окна ловили утренний свет, занимавшийся на востоке. Отец Ребекки всегда предпочитал находиться на переднем крае событий.
— Я могу спать у тебя на полу, — предлагаю я, чувствуя себя обязанным это сказать.
— Правда? — с облегчением вздыхает она и быстро меня обнимает. — Тогда тебе нужен матрац.
— Не нужен мне никакой матрац, — говорю я, сам не понимая почему. У меня болят плечи после того, как я вытащил из воды четырех человек. Крестец покалывает, словно иголками.
— Ляжешь прямо на пол? — с недоверием спрашивает Ребекка.
— Разве у тебя в спальне нет ковра? — говорю я, мне хочется ее рассмешить.
— Нет, — говорит она. — У меня дубовый паркет. Но поступай, как знаешь. Я просто предложила. Можешь взять купальную простыню.
— Купальная простыня прекрасно подойдет, — говорю я и распрямляю спину.
Я стою в ванной и смотрю на себя в зеркало. Усталое лицо. О чем я, собственно, думаю? Почему я такой слабый? Такой покладистый? Почему не согласился взять матрац? Хочу понравиться недавно помолвленной Ребекке? Да, безусловно. Хотя все мои мысли сейчас о Марианне Скууг. Ее отчаяние возбудило во мне желание. В ее мокром, обнаженном лице я увидел лицо Ани. Мягкое, податливое. Совсем как мое в зеркале. И вместе с тем упрямое — я сделаю так, как хочу! Моя воля!
Итак, моя воля — спать на полу в спальне Ребекки Фрост. Я выхожу из ванной в полосатой пижаме и захожу в комнату для гостей, чтобы взять там перину и подушку. Ребекка стоит в дверях своей спальни и смеется, хотя глаза у нее красные от слез.
— Ты такой симпатичный, Аксель.
Не хватает только плюшевого медвежонка, думаю я, следуя за ней в ее спальню с периной в руках.
Она лежит в кровати. Я — на полу, свернувшись калачиком, и слушаю, как под окном спальни стрекочет кузнечик, окно открыто, но затянуто москитной сеткой. Я поворачиваюсь на другой бок и пытаюсь найти удобную позу.
— Тебе неудобно лежать? — Когда я не вижу Ребекки, ее голос кажется мне более низким, чем обычно.
— Все хорошо, — отвечаю я.
— Я не засну, пока ты лежишь на полу. Ложись на кровать. Она большая, и я тебе доверяю. Надеюсь, не напрасно?
— Нет, не напрасно, — говорю я и беру с собой перину. Но на свободной части широкой двуспальной кровати уже лежит перина. Я заворачиваюсь в обе.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии