У женщин грехов не бывает! - Ирина Крицкая Страница 4

А Лерочка как раз проснулся в своей израильской квартире, сделал кофе и вышел на балкон. Он держал в теплой лапочке белую чашку. В голове у Леры еще звенел ночной ресторан и крутилась эта песня, неудачная песня, я ее не люблю – «А белый лебедь на пруду… ду-ду ду-ду, ду-ду ду-ду…». Я не люблю песни про лебедей. Лера и сам морщился, когда ее тянула новая певичка. Он тоже пел этот шансон, в том же ресторане, не так давно. У него остался рингтон на телефоне, и если ему сейчас звякнуть, услышишь, как Лера поскрипывает: «А белый лебедь на пруду ду-ду – ду-ду, ду-ду – ду-ду». Но нет, конечно, я не буду звякать, это я так, к примеру.

А под балконом у Лерочки пляж, и никогда никого нет на этом пляже. Только один старикан в синей бейсболке приходит и кидает спиннинг. И старушка, на каждом пляже есть такая старушка, с рюкзачком на горбатенькой спинке. В рюкзачке у нее коврик, она его стелет и греется. Да, еще есть араб, араб – спасатель. Он весь день изнывает от безделья и поглядывает в бинокль с деревянной вышки. Волны в то утро были неспешными, мягкими. А спешить Лерочке было и некуда. На работу ему топать в ночь, и хотелось еще поваляться. Он закурил свою первую сигарету и выпустил дым: «Один дома! Кайффффф!».

А я как раз приехала к себе, и мне включили «Славянку», как положено. Вот так вот начиналось это утро. Весна. Колокола звонят. Старик кидает спиннинг. И «Прощание славянки». Можно снимать патриотический фильм о родине.

Ну, да, да, да… Я опять заговариваю зубы. Я слишком долго ломаюсь. На самом деле я захотела свежей крови. Точно, свежей крови. Да, это я припоминаю. Свое постоянное ощущение эмоционального голода. Мне нужна была черная мощная мужская энергия. Не тело – энергия. И я хотела ее получить в обмен на свою, огненную, красную. Я хотела смешать две краски. Я хотела, чтобы мне вынесло мозг… Ну да, все это очень поэтично, а значит, где-то я опять вру.

Муж меня спрашивал, там, в нашем подвале, ночью, когда мы дрались. Он тряс меня за плечи и орал: «Зачем? Что тебе не хватало? Почему не сказала мне? Зачем ты вышла на этот блядский сайт?». У меня голова заболела, когда я начала объяснять, вспоминать это утро. Мне стало холодно на гранитных плитах. И затылок давило так сильно, что не было сил врать. Я только кричала: «Не знаю! Не знаю! Не помню! Случайно!».

Зачем, зачем… Да просто я залезла в ванну. А там массаж и пеночка ванильная. В ту весну я сама себе нравилась. У меня был сладкий живот, и эта линия, моя фирменная изогнутая линия от талии к бедру была особенно эффектной. Когда смотришь на себя сбоку, повернувшись и чуть наклонившись, вот на это вот местечко, где спинка особенно узкая, то так и напрашиваются, так и монтируются туда мужские руки. И если приподнять немножко грудь и слегка сдавить ее, то сосочки сами встают, и сразу хочется положить свое богатство кому-нибудь в ладони.

Да, я немножко засмотрелась. Растирала себя пенкой и мечтала о черном нечто. Чтобы это черное нечто без паспортных данных схватило меня за волосы и поставило на колени. Я этого хотела. Я была еще в ванной, а Лера уже подошел к монитору. Глаза его зацепились за мой смешной ник Хохлушка. Он скинул мне свою рассылочку: «Хочешь вирт?». Я как раз закончила купание, прикрылась юбкой, вышла в кухню и слышу – что-то звякнуло в моем компе.

Я знала, я прекрасно понимала, что такое слово. Слово рано или поздно превращается в плоть. Как имя и собака. Называешь имя – и пес бежит. И был, конечно, был у меня этот преступный холодок, пробежал он по спинке. Недолго, одну секунду побегал, а потом я развернула ноутбук от окна, чтобы не отсвечивал, и начала раздевать Лерочку. То есть напечатала «села к твоим ногам, расстегиваю тебе джинсы»…

«Ты в джинсах?» – уточнила.

«В шортах, милая…»

«Смотрю на твой…» – я начала.

На твой… на твой… Такая скромная была, оказывается. Я не могла сразу сказать, на что я смотрю. Член – официально, хуй – еще рано. «Как назвать, – думаю, – как назвать»…

«Давай, давай, сладкая…» – Лерочка наклонял.

Он затушил сигарету. Я расстегнула молнию на юбке. Мы начали играть, как в мячик. Кидаешь сообщение и смотришь – прошла твоя подача или нет.

«Смотрю на твой член, – напечатала я, – и целую… Целую твою руку».

«Провел по губам головкой, глажу твое лицо…» – он отбил.

Я поймала:

«Тянусь языком, облизываю нежненько…»

Лера вернул:

«Умничка, он уже просыпается».

Я задержала мяч у себя:

«Взяла его губами и сжимаю…»

Он выбил у меня из рук:

«Схватил тебя за волосы и вогнал до горла».

«Сволочь!» – я обрадовалась.

«Сучка! Он проснулся! А ну-ка быстро! Сделай, как ты умеешь».

Мои шлепанцы упали на пол, я помню этот стук каблуков по плитке. Я залезла с коленками на стул и закрыла глаза. Я вызывала это ощущение – когда держишь губами твердое и горячее. Я откинула голову, чтобы Лера прошел ко мне в горло ровно и глубоко. Хочет вогнать весь – пусть вгоняет, я только на минутку остановила его руку, чтобы подержать немножко, чтобы щеками и губами почувствовать объем и тепло. Я давила горлом ему на головку и не дышала, сколько могла. А потом обхватила его губами сильнее, чтобы ему было приятно скользить. Я выпускала его член и ласкала его языком по краю, а потом опять забирала его глубоко, чтобы нос упирался к нему под живот, чтобы его запах меня возбуждал.

Мои руки тянулись погладить Лерочку. Я захотела прижаться к нему грудью сильнее и легла на стол. Я хотела смотреть на него снизу, мне показалось, я вижу, как он закрывает глаза и стонет: «Даааааааааааа». Ему было приятно, я поняла, что рука его занята, потому что он начал отвечать двумя словами: «Умничка…», «Делай так еще».

Мои пальцы были на клавиатуре, но я уже виляла хвостом. Я спросила: «Тебе нравится?».

«Очень… как ты быстро меня завела…», – он ответил. Мне было приятно. Да! Он сказал одно слово – «очень», а мне уже было приятно. Мне всегда нужно знать, что чувствует мужчина, когда я его сосу.

Где-то тут до меня дошло, в чем прикол этой игрушки. «Обалдеть! – я подумала. – Театр!». Я расстегнула лифчик, но тут позвонили в дверь. К Лерочке в дверь позвонили. А это мне! Мне как раз и нужен был этот звонок. Последний. Еще можно было отключиться. Можно было захлопнуть ноутбук, взять борзых и прошвырнуться по оврагу, но я не услышала этот звонок. Я сосочки гладила! Да! Гладила. Пальцами, слегка. Я увидела сообщение: «Милая, подожди меня минут пятнадцать, пожалуйста. Не уходи». И не ушла. Знала, что нужно убегать, но осталась.

К Лерочке пришел Шимшон, сосед, старый грузин. Пришел бы пораньше минут на двадцать, и я сейчас бы не сидела одна в чистом поле. Но Шимшон опоздал. И хотя был он пьяненьким еще с ночи и уставшим, но уже у дверей посмотрел на Леру с вопросом.

Ему показалось… А мало ли, вдруг Лера не один у себя. Он так и сказал потом: «А мало ли…». Уж как-то странно Лера натянул майку на шорты и оглянулся, как будто в спальне его кто-то ждал.