Лучше, чем секс - Хантер С. Томпсон Страница 4

В конце девятнадцатого столетия люди выработали сильную позицию по отношению к наркотикам, и эта позиция была основана на концепции индивидуальной пользы и государственных целей. Медицинские, фармацевтические и другие влиятельные организации понимали угрозу, которую наркомания представляет для определенных групп: женщин, работающих людей и молодежи. Тем не менее, испытывая отвращение и страх перед наркоманией, многие люди конца девятнадцатого столетия сочувствовали людям, зависимым от наркотиков. Они проклинали употребление наркотиков с целью бегства от действительности или получения чувственного удовольствия, но полагали, что наркомания является формой физиологического рабства, что смягчает вину наркомана…

– Г. Уэйн Морган. Вчерашний наркоман

АХ, ДА, О СЛАБОЙ ВЕРЕ… Политика похожа на марш смерти, если вы проигрываете несколько раз подряд. И верно как ад, что тупые фразы типа «политика лучше, чем секс» говорят вам не те, кто проиграл. Победа — наркотик, а Билл Клинтон — настоящий джанки. Большинство людей отрицают зависимость от наркотиков — но не я. У меня такой склад личности, который предрасполагает к наркотической зависимости, и все медицинские эксперты согласны с тем, что я неизлечим — что всегда тревожило претендентов на пост Президента Соединенных Штатов. Они нервничали, когда я без предупреждения поздно ночью приходил к ним домой и затевал беспорядочный спор по вопросам национальной безопасности или регрессивного налогообложения, или по поводу слухов об отвратительных семейных скандалах…

Но это было давно. Потом положение вещей изменилось. После того как я официально зарегистрировался как наркоман, больше не возникало проблем с красной лентой или страхом публичного разоблачения, или позора быть увиденным рядом со мной.

Ни один кандидат не хотел, чтобы его имя связывали с «подозреваемым» наркоманом, но зарегистрированный, сознавшийся наркоман — совершенно другое дело. Я признался — значит, со мной всё в порядке. Никого не беспокоили бессчетные криминальные пристрастия, которые терзали меня днем и ночью — пока я не отрицал обвинения. В этом был ключ. Пока они знали, что я знаю, что я нездоров и виновен, я был в безопасности. Они всего-навсего пытались помочь мне.

Взгляните на Билла Клинтона. Он отправил своего брата в тюрьму «для его же пользы». В семье Билл был чувствительным парнем, испытавшим влияние идей Новой Эры, а бедный Роджер был злобным тупицей, паршивой овцой, младшим братом, с которым всегда случаются неприятности. Когда его блестящий старший брат обменивался рукопожатием с президентом Кеннеди в Роуз-Гарден, Роджер тусовался в Тодцл-Хаус в Литтл-Рок и знакомился с местной полицией… А когда Билл отправился в Оксфорд как стипендиат Роудс, Роджер отправился в Мемфис и связался там с тем, что тогда называлось «криминальным элементом». Вскоре он начал открыто безобразничать, и его имя попало в газеты. Некоторые люди говорили, что он наркоман, и его надо оградить от окружающих — в его собственных интересах. Всего через несколько лет, когда Государственная Полиция пришла к Губернатору Клинтону и сообщила ему плохую новость — его младшего брата едва не арестовали за наркотики во время полицейского рейда — Билл сделал то, что должен был сделать. Роджер был преступником, а Билл — нет, Роджер отправился в исправительную тюрьму, а Билл — в Белый Дом.

Я ЗНАЮ, ЧТО У МЕНЯ НЕ БЫЛО выбора. Я не мог не принять участие в избирательной кампании 1992 года. Хотя понимал, что большинству участников будет не слишком весело — если не считать короткого счастья, которое испытают члены команды единственного уцелевшего, который станет очередным президентом Соединенных Штатов. Он отправится — со своими людьми — в Белый Дом, где многие потонут или разобьются насмерть на темных рифах в скоростном ряду.

Кроме них, единственный сектор электората, который мог почувствовать какую-то радость в ночь выборов, были джанки вроде меня, которые понимали сердцем, что в 1992 году побить Джорджа Буша было единственным настоящим приоритетом. Всё остальное не имело значения.