Сентябрь - Розамунда Пилчер Страница 4

Постоянство это объяснялось главным образом обстоятельствами его личной жизни. Если вспомнить, через год или два после поступления в фирму «Уэнборн и Уайнбург» Ноэль всерьез подумывал о перемене места работы. Его одолевало беспокойство, он чувствовал неудовлетворенность, работа его не очень-то увлекала. И он предавался радужным мечтам: вообще бросить рекламу и завести какое-то собственное дело, допустим, заняться продажей земли или товаров широкого потребления. В голове его рождались грандиозные планы, только вот денег не было, и он вынужден был смириться с тем, что есть. Порой им овладевало отчаяние — столько упущенных возможностей!

А потом, четыре года тому назад, все переменилось, и довольно драматичным образом. Ноэлю минуло тридцать, он все еще оставался холостяком, одна подружка сменяла другую, его это вполне устраивало, и не похоже было, что он вообще когда-либо изменит свой образ жизни. Но тут вдруг умерла его мать, и впервые в жизни в распоряжении Ноэля оказались деньги.

Умерла она неожиданно, и это было таким ударом, что какое-то время он никак не мог поверить, что она навсегда ушла из его жизни. Он любил ее, хотя и не предавался сентиментальности и не демонстрировал свою привязанность, но, если сформулировать более точно, мать была для него не только постоянным источником пищи насущной, не только снабжала его чистой одеждой, предоставляла теплую постель, но и, когда он просил, оказывала моральную поддержку. Он уважал мать за то, что она твердо стояла на страже собственной независимости, и высоко ценил ее неукоснительное правило никогда, ни в какой форме не посягать на его, Ноэля, личную жизнь. Однако многое в ее поведении его просто бесило. Самое худшее было то, что она вечно окружала себя какими-то неудачниками и просто любителями поживиться за чужой счет. Каждый встречный-поперечный становился ее другом. А Ноэль всех их называл приживалами. Она не обращала ровно никакого внимания на его циничные замечания, и, словно мотыльки на огонь, к ее очагу слетались одинокие старые девы и вдовы, нищие художники и безработные актеры. Всем им она старалась помочь, и Ноэль считал, что это так же глупо, как и эгоистично с ее стороны, поскольку свободных денег в семье не было, их не хватало даже, как считал Ноэль, на самое необходимое.

Эта бездумная щедрость отразилась и в ее завещании. Большая сумма денег была оставлена совершенно чужому парню, не имеющему никакого отношения к их семье… Почему-то она пригрела его и почему-то захотела ему так щедро помочь.

Для Ноэля это был жестокий удар. Чувства его были глубоко уязвлены, понес значительный ущерб и его карман. Он никак не мог забыть об этом бессмысленном даре, но что толку было сожалеть и злиться — мать ушла. Он не мог высказать ей свое мнение по этому поводу, обвинить ее в предательстве, потребовать объяснений. Она ушла, она была вне досягаемости. Она где-то там, за бездонной пропастью или за рекой, которую не переплыть, на солнечной поляне или под сенью деревьев — как там ей представлялось Царство Небесное? — ей не страшен его гнев и ее ничуть не трогают его упреки и притязания. Она, быть может, втайне подсмеивается над своим сыном, и глаза у нее лукаво поблескивают.

Когда он отвернулся от семьи — собственно, ему некого было огорчать, кроме двух сестер, и сосредоточился на работе — единственной устойчивой части своей жизни. К собственному удивлению, а также к удивлению своего начальства, он обнаружил — и как раз вовремя, — что работа в рекламе, оказывается, ему очень интересна и он делает ее отличнейшим образом. К тому времени, когда все формальности с оставленным матерью наследством были завершены и его доля благополучно положена в банк, юношеские фантазии о том, как он вдруг разбогатеет, пустившись в крупную игру или придумав что-то совершенно необыкновенное, перестали занимать Ноэля. Одно дело манипулировать чьими-то чужими деньгами и совершенно другое — пускаться в авантюры с собственными. Он заботился о своем банковском счете, словно о ребенке малом, и ему даже в голову не приходило подвергать его хотя бы малейшему риску. Позволил он себе лишь один расход — купил автомобиль и осторожно начал устраиваться в своей новой жизни…

Юность кончилась, теперь текла повседневная жизнь со всеми ее трудностями. Мало-помалу Ноэль принял ее условия, а также понял, что его последняя обида на мать постепенно отступает. Что толку в запоздалых сожалениях, они ничего не дают. Да и надо быть справедливым: он тоже что-то получил, причем не так уж мало. К тому же горе его было неподдельно, ему очень недоставало матери. В последние годы, с тех пор как она уединилась в своем новом доме в Глостершире, он редко с ней виделся, но все же она всегда была там — на другом конце телефонного провода либо в конце долгого пути, когда вдруг почувствуешь, что не в состоянии ни минуты больше переносить раскаленные улицы летнего Лондона. И не имело ровно никакого значения, приедешь ты на уикэнд один или с друзьями. Место в доме матери находилось для всех, всех ждал радушный прием и вкусная еда, все было легко и приятно, и тебя не заставляли стричь газон или копать грядки. В камине потрескивали поленья, цветы в вазах источали нежнейший аромат, гости могли насладиться горячей ванной, их ждали мягкие постели, отличные вина и приятная беседа.

Все ушло. Дом и сад проданы чужим людям. И вкусный аромат кухни, и приятное чувство, что кто-то о тебе заботится и тебе не надо ни о чем думать, — все ушло. Ушло с единственным на свете человеком, с которым тебе не надо было играть и притворяться. Ну да, она злила его своими причудами, но вот ее не стало, и в жизни его, в самой ее сердцевине, теперь точно дыра с рваными краями, и он должен признать — к этому не так легко привыкнуть.

Ноэль вздохнул. Кажется, все это было давным-давно. В другом мире. Он допил виски и устремил взгляд в темное окошко. Когда ему было четыре года, вспомнил Ноэль, он заболел корью, с вечера его мучила бессонница, и казалось, ночь тянется бесконечно, минута длится целый час, а до рассвета — вечность.

Вот и теперь, тридцать лет спустя, он ждал рассвета. Небо посветлело и из-под облака на лжегоризонте выскользнуло солнце, окрасив все вокруг в такой ярко-розовый цвет, что стало больно глазам. Исполненный чувства благодарности, Ноэль смотрел сквозь окошечко самолета на рассвет: хорошо, что он прогнал ночь и наступил новый день, и не нужно больше стараться заснуть. Вокруг него зашевелились в своих креслах люди. Стюардессы разносили апельсиновый сок и горячие влажные полотенца. Ноэль приложил полотенце к лицу и почувствовал сквозь него щетину на подбородке. Кое-кто из пассажиров, достав несессер, отправился в туалет бриться. Ноэль не двинулся с места — он побреется дома.

Что он и сделал три часа спустя. Усталый, грязный, в мятом костюме, он расплатился с шофером и вылез из такси. Утро было прохладное, моросил мелкий дождичек — райское блаженство после Нью-Йорка. В Пембрук-Гарденс зеленели деревья, блестели мокрые мостовые. Ноэль поглубже вдохнул свежего воздуха и с минуту постоял. Хорошо бы провести сегодняшний день дома. Прийти в себя, поспать немножко, потом отправиться на долгую прогулку. Увы, это не для него. Дел сегодня по горло. И председатель фирмы ждет. Ноэль подхватил чемодан, спустился по ступенькам и отворил дверь своей квартиры.