Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер - Иржи Кратохвил Страница 39

Однако же когда я не повела своего сына в первый класс, меня вызвала на ковер сама директриса той школы на Якубиской площади, к которой был приписан Мартин, она пригласила меня в свой кабинет, усадила в кресло, велела подать нам кофе и сказала, что очень рада познакомиться со мной, ибо всегда с удовольствием встречается с родителями своих учеников и учениц, ведь она не только директриса, она и сама преподает, да-да, преподает обществоведение, потому что ей кажется немыслимым заниматься только административной и организационной деятельностью и не быть в непосредственном контакте со школьниками. А потом она умолкла и подождала, что я ей отвечу, но я не ответила ничего. И тогда она без обиняков перешла к делу:

— Возможно, вам неизвестно, что посещение школы — это не только право, но и обязанность, пренебрегать которой недопустимо. Место вашего сына Мартина Заммлера — здесь, рядом с другими учениками, и вы не должны лишать его этого места.

Затем она поднялась, подошла к окну и оттуда поманила меня, чтобы я тоже кое на что взглянула.

— Видите вон того человека с тачкой, лопатой и метлой? Он живет среди нас и собирает на лопату собачьи, извините за выражение, какашки и лошадиные яблоки, и сметает окурки с тротуаров, и опорожняет урны, и вынужден нагибаться за упавшей веткой, чтобы убрать ее.

— Поразительный человек, — раскрыла я наконец рот.

— Позвольте, товарищ, — рассердилась директриса, — да что же вас в нем так поразило? Ведь это же мусорщик! Человек, который отказывался посещать школу, так что теперь он ничего не знает, ничего не умеет, и потому общество определило его на то единственное место, которого он достоин, место уборщика!

Но поскольку я не могла сказать товарищу директрисе, что она может не беспокоиться об образовании моего сына, потому что его учит мудрый карп, то я предпочла опять промолчать, и директриса подумала, что ей удалось таки меня переубедить. Однако я все же не привела сына в школу, и руководство этого учебного заведения перешло к более крутым мерам. Мне прислали официальную повестку с требованием незамедлительно записать сына в школу, иначе, мол, меня ожидает преследование по закону. И, несмотря на то, что я никак не реагировала, не произошло ровным счетом ничего.

Итак, я была в Брно единственной нецыганкой, которая отказалась отдать ребенка в школу. И потому мое дело по ошибке попало в папку куратора цыганских семей, и ко мне пришла социальная работница, вооруженная даже несколькими цыганскими словами. Когда я открыла ей дверь, она посмотрела на меня в смятении и, извинившись за беспокойство, поинтересовалась, не знаю ли я цыганскую семью Заммлеров.

— Вы напрасно извиняетесь, — ответила я и пригласила ее войти. Поначалу она отказывалась, но потом все-таки разулась — мол, на минутку. Однако минутка эта обернулась целым часом, в течение которого я рассказывала ей, например, о «Меланхолии» Дюрера, висевшей у меня на стене в виде увеличенной репродукции — в непосредственной близости от картины, изображающей въезд в железнодорожный туннель на альпийском перевале Земмеринг, и групповой фотографии машинистов на фоне паровоза «Аякс», старейшины всех паровозов европейского континента. Когда же я ненадолго умолкла, мы через стену услышали, как в соседней комнате карп учит моего сына основам геральдики. Стена приглушала звуки, похоже было, что за нею пищит комар, но нам удалось разобрать слова — карп объяснял, что в геральдике орел и орлица значительно отличаются друг от друга: у орла всегда две головы, а у орлицы — одна, так что австро-венгерское государство имело на своем гербе орла, ибо он был двуглавый, тогда как Силезия и, к примеру, Моравия имеют на гербах орлицу с одной головой.

— Это любопытно, — сказала социальная работница и для памяти тут же несколько раз повторила: — значит, у орлицы одна голова, а у орла — две головы! У орла две головы, а у орлицы — одна! Я бы сама ни за что не догадалась! — И подытожила, устремив взгляд на «Меланхолию» Дюрера: — У вас можно узнать столько интересного!

— Вот только о цыганской семье Заммлеров я вам ничего не могу сообщить. Моя фамилия Заммлер, но, как видите, я не цыганка.

— Произошло недоразумение, — принялась уверять меня социальная работница, — я еще раз прошу прощения, больше вас не побеспокоят.

И действительно, так оно и вышло. Мой сын выпал из поля их зрения, и никого уже не занимало, посещает ли он школу.

Однако это вовсе не означает, что я была от карпа в совершенном восторге. Он же был холодный, словно собачий нос, и примиряло меня с ним лишь то, что послал его к нам сам Бруно. Признаюсь, что рыбий голос, дребезжащий и важный, как у китайского мандарина, просто выводил меня из себя. И все же я всякий раз вынуждена была признать, что карп может научить Мартина очень многим вещам, потому что ему очень много известно. Например, я слышала его урок о туземной культуре острова Целебес (карп уже привык ко мне и не замолкал при моем появлении) и должна констатировать, что урок этот получился стройным и убедительным.

Вы, разумеется, можете возразить, что никто не просил его уделять столько внимания какой-то там туземной целебесской культуре, о которой у нас не знает ни одна живая душа, но я позволю себе почтительнейше заметить, что карп не пренебрегал и точными науками, в особенности математикой и геометрией. К примеру, я была совершенно очарована, когда присутствовала при объяснении карпом теоремы Пифагора. Карп, видите ли, не воспользовался общеизвестным благодаря школьной программе доказательством Эвклида, а прибег к иному, гораздо более понятному, привлекательному и при этом совершенно не известному учительской среде способу, которым скорее всего не пренебрег бы и сам Пифагор.

Поначалу уроки, разумеется, проходили в ванной комнате, этой второй родине рождественских карпов. Но затем мне это показалось неприличным, и я переместила карпа из ванны, из которой он прежде вещал Мартину, в большой светлый аквариум, где собственноручно посадила различные растения, которые он мог использовать в качестве наглядных пособий и составлять из них схемы, геометрические фигуры и графики, что и было им сделано при объяснении Пифагоровой теоремы. Однажды, вернувшись домой, я обнаружила, что у карпа в аквариуме на передней и задней стенке аккуратно выложены два чертежа и он как раз приступил к уроку.