Говорящая собака - Марк Барроклифф Страница 39

На следующий день, захватив попутно Люси, которая выразила желание погулять с собакой, мы отправились в лес, с гиканьем и прыжками, поскольку леса созданы Богом именно с такой целью — чтобы прогуливаться там с гиканьем и прыжками, топотом и свистом.

Безумные миры собаки и покера сходятся гладко, без помех, вдруг, в одночасье, особенно принимая в расчет, что на этот вечер я уже договорился насчет игры в гостях у Буддиста. Буддист был разбогатевшим актером с претензиями на духовность, однако прозвище свое получил не за это. Буддистом его назвали за то, что, первым начиная делать ставки, всякий раз проигрывал. Но это не сбивало его с толку, и он продолжал с прежним пылом испытывать судьбу. Теперь он был искусным игроком, что, впрочем, не приносило ему счастья в покере. Дело в том, что он совершенно не умел блефовать, не мог сдержать эмоций. У него все было написано на лбу.

Я набрал данный мне Котом номер.

Раздался отрывистый возглас дворецкого, который навел на размышление, что в наше время трудно найти хорошую прислугу.

— Будьте добры мистера Тиббса, его спрашивает мистер Баркер. Я хотел бы вернуть ему деньги, если он будет так любезен, что согласится принять их от меня.

— Обождите минутку, — отозвался дворецкий. — Я возьму ручку. — Послышался шорох бумаги. — Мэри, куда запропастилась эта чертова ручка? А, вот она. Да-да, слушаю, в какое время вы хотели бы произвести передачу?

Я записался к Коту на вечер завтрашнего дня. В конце концов, спешить мне было некуда: этот визит был не из отрадных.

Но здесь, в роще, в компании Пучка и Люси, мои проблемы, казалось, исчезли, растворились в пьянящей зелени яркого лета, которое овладело мной, развеяв все мои тревоги солнечным светом.

Пес погнался за белкой.

— Сюда, охломон, я тебе сейчас задницу надеру! Эй ты, недопесок! — облаивал он дерево, на котором скрылось несчастное животное.

— Это как понять? — спросил я. — Собаки тоже ругаются как сапожники?

— Это просто описательное выражение, — заявил пес с видом победителя, — а вовсе не оскорбление.

— Зачем ты гоняешься за белками?

— Слышали бы вы, что они про вас говорят, — отозвался Пучок, пушистым водоворотом крутясь вокруг ствола. Учитывая присутствие Люси, я не стал расспрашивать дальше.

Пес раскрыл мне глаза на нравы многих представителей фауны. Утки в основном необыкновенно вежливы, лебеди немного спесивы и туповаты. Вороны угнетены сознанием своей роли роковых птиц (видимо, не на шутку ударил им в голову Эдгар Аллан По), а лошадям просто на все плевать, конечно в метафорическом смысле. Ну и, разумеется, коты. Ох уж эти «с-коты» (таково мнение Пучка). Не стану пересказывать того, что он про них наговорил, могу лишь заметить, что предвзятое мнение способно запятнать даже самые светлые характеры.

— Вы очень редко говорите о своей подруге, — заметила Люси.

— Видите ли, я стараюсь вести личную жизнь так, чтобы она оставалась личной.

— Простите.

— Но, знаете ли, все изменилось, с тех пор как появился Пучок. — И с чего это я так разоткровенничался?

— Она такая красивая, — заметила моя секретарша и ухватила меня под руку.

— М-да, водится за ней такое, — пробормотал я.

— Вы, наверное, очень любите ее, — предположила она.

Белка уставилась на меня с ветки, что-то жуя. Интересно, что она сейчас говорила?

— Она пробуждает во мне лучшее.

— Лучшее в вас и так всегда налицо, — сказала Люси. — Вы добрый, прямодушный, вы так много даете людям. Иногда, даже слишком много. Может, вам нужен тот, кто умеет вызвать в вас худшее. — И она довольно-таки развязно подтолкнула меня в бок.

— Не уверен, что мне вообще кто-то нужен, — ответил я, — или что я кому-то, в самом деле, нужен.

— Трюфель! — завопил пес, роясь под деревом. — Ах, нет, просто щепка.

— Но ведь каждому нужен кто-то, кто бы в нем нуждался? — задалась вопросом Люси.

— Ну да, нужность нужна, потому что нужда в нужности есть у всех, кто нужен и нуждается. — По-моему, я использовал все однокоренные слова, кроме разве что «нужника». — А тот, кто никому не нужен, не нуждается в нужности нужного.

— Ага, — откликнулась Люси, — вот и с чувством юмора у вас порядок.

— Это у меня наследственное, фамильное, — согласился я. — Я вам не рассказывал о…

Она сдавила мою руку, останавливая меня.

— Острословие сродни игре на пианино, — сказала Люси. — Прекрасное искусство, но уместное далеко не во всякой ситуации.

От этого ее серьезного настроя мне сделалось не по себе. С Люси мне обычно было легко, она умела ненавязчиво и кстати оказаться рядом, когда это нужно, и быть незаметной в остальное время, а еще была незаменима как поставщик пирожных к столу и сочинитель рекламных слоганов.

— Я нахожу это совершенно неуместным, — попытался я уйти от серьезного разговора, растянув пальцами рот в «лягушачью улыбку», как делают питомцы исправительных школ.

Люси снова пихнула меня в бок.

— Нет, серьезно, — сказала она. — Мне интересно. Как вы замуровали себя в самом себе, в этом внутреннем мире. Вы какой-то прямо… консервированный.

— Я не консервированный, — сказал я, — вовсе нет. Я… не знаю. Речь о другом: нельзя быть центром чьей-то чужой жизни. Это несколько… — Я не знал, как закончить предложение. Надо было, наверное, сказать «претенциозно», но это было не совсем то, что я имел в виду. «Опасно», может быть, но и это не то. Все эти слова были точно фотоснимки, вроде бы и отражали реальность, но были совершенно неадекватны ей.

— Ого-го! — Между ног у меня с новым победным воплем промчался пес.

— Но разве вы не являетесь центром жизни Линдси? — спросила Люси.

— Я нужен ей, — согласился я, — и она мне тоже, но…

— Но что?

— Не знаю, — развел я руками. — Ее присутствие как-то не успокаивает. Когда мы вместе, мы — каждый сам по себе. Она — это она, а я — это я.

— То есть вы никогда не ощущаете себя одним целым?

Пес просунул в нашу беседу свое любопытное ухо:

— У меня тоже есть опыт в этой области. Как-то раз я ощутил себя одним целым с одной…

Мне не хотелось развивать эту тему, да и вообще, я не любил этих самокопаний и самоанализов.

— Да, я люблю ее, может быть не той любовью, о которой мечтал, но мне это подходит.

— Но вы счастливы?

Пес принес в зубах палку, и я зашвырнул ее в кусты, куда он тут же ринулся с радостным воплем.