Цветок живой, благоуханный… (сборник) - Валентина Борисова Страница 39

Она. Как Хлестаков с Пушкиным?

Он. Хлестакова знаю. Крутой парниша был. Как он на мэра наехал!

Она. На Мэра?

Он. Ну да! На городничего. Можно сказать, «обмэрил» его. А Пушкин… (Задумывается.) А этот! «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…»

Она. Это Лермонтов.

Он. Вспомнил! «Мой дядя самых честных правил…»

Она. Это Пушкин.

Он. А, что это они все про дядю да про дядю. Из сирот, что ли, оба?

Она. Нет, они оба из родовитых. Вот русская поэзия без них осиротела.

Он. Это вы зря! Мы с Владимиром Владимировичем покрупнее будем. Пушкин, что за фигура? Метр со шляпой. Он даже своей жене по плечо был.

Она. Да, Наталья Николаевна с Дантесом вровень стояла.

Он. А Лермонтов, он вообще мелкота. Даже Пушкину по плечо был.

Она. Откуда такие сведения?

Он. От Сереги Рязанского. Он так и писал. «Ты Сашу знаешь. Саша был хороший. И Лермонтов был Саше по плечо».

Она. Не знаю как у Сереги Рязанского, а у Сергея Есенина «по плечу», а не «по плечо».

Он. Это опечатка. Причем тут «чу»? Конечно, «чо».

Она. Давайте вернемся к вашей поэзии из раннего, если Владимир Владимирович не возражает.

Он. Конечно, нет. Я же говорил, что мы с ним на дружеской ноге. У нас даже один размер.

Она. Стихотворный?

Он. Причем тут стихи? Размер обуви.

Она. Этого, по-вашему достаточно, чтобы оставить такой же след в поэзии, как и он?

Он. Почему же такой же? Я собираюсь пойти еще дальше.

Она. Идите вы… (нервно) подальше, в Крым, Рим, на Кавказ.

Он.

На Кавказе горячо,

На Парнасе лучше.

Кто подставит мне плечо?

Кто стихам обучит?

Она. Соавтор и обучит, вы же с ним на дружеской ноге.

Он. Стихи сработать мудрено.

Она. Это точно.

Он. Сначала мы берем перо и пишем сразу набело.

Она. А потом, что написано пером не вырубишь топором?

Он. Причем здесь топор? Я же не в киллеры готовлюсь.

Она. Такими стихами убить можно.

Он. Вот, видите, даже вас проняло, что значит талант!

Она. Ближе к теме.

Он. Я продолжаю.

Скрипит перо скорое,

Летит скользя. Хороший поэт Я,

Сдержать нельзя.

Она. Попробуй, удержи такого.

Он. Я заканчиваю, мне при жизни памятник полагается по чину.

Она.

Заложить бы динамиту —

Ну-ка, дрызнь!

Он (испугано)… У вас на Парнасе тоже разборки случаются?

Она. У нас такое случается, что ни в сказке сказать, ни пером описать, ни в фильме ужасов увидать.

Он. А кто у вас теперь в авторитете?

Она. Да все те же. Серега Рязанский, он теперь на Тверском тусуется, неподалеку от Сергеевича, по кличке «африканец»; Миша Пензенский – тоже московский авторитет. С тех пор как с Кавказа вернулся, у Красных ворот постоянно прописался.

Он. Устраиваются же люди.

Она. Ну, ваш соавтор тоже неплохо устроился. Все на той же площади в центре Москвы из широких штанин «серпастый, молоткастый» достает.

Он. Да, паспорт Владимиру Владимировичу придется менять. По нынешним временам с его «серпастым, молоткастым» не то что в Рим, в Крым не попадешь.

Она. Да, по нынешним временам Владимир Владимирович невыездной.

Он. Я нашел выход для нас обоих.

Она. Какой же, если не секрет?

Он. Вписываю соавтора в свой Российский паспорт и беру его фамилию. Пора узаконить наши отношения. Оседлаем Пегаса и на Парнасе к музам поскачем.

Она. Пегас не выдержит двоих.

Он. Выдержит. Он целую бригаду выдержит.

Она. Бригадой оно, конечно, способнее.

(Он берет гитару. Звучит песня.)

На Бригадный подряд перешла наша лира

Мы бригадой штурмуем пространство эфира,

Что нам Демона дух, что нам крылья Пегаса.

Мы прорвемся наверх, на вершину Парнаса!

Нас узнает народ, нас узнает Россия,

И мы явимся в мир, как вторая мессия.

Нас не каждый поймет, зато каждый услышит.

Мы загоним Пегаса, и так еле дышит.

Нас потомки почтят в поминальной молитве.

Мы оденемся в мрамор, как павшие в битве!

2006 г.