Джек Мэггс - Питер Кэри Страница 39

Мери Отс немало удивилась, услышав шаги мужа на лестнице, и поняла, что он уезжает в Брайтон, чтобы написать о недавнем пожаре. Ей не следовало удивляться. Ее муж всегда думал о деньгах. Об этом говорили даже его рукописи, меченные расчетами, которые он производил, оценивая каждую из них: «фунты — шиллинги — пенсы».

Тобиас Отс точно знал, сколько стоит свинина и бекон. Он знал, сколько они с Мери задолжали мяснику, бакалейщику, портному. Когда на Сент-Мартин Лё Гран он сел в почтовый дилижанс, то тут же подсчитал все расходы и доходы, тщательно и точно, как это делает владелец фабрики. По возвращении из Брайтона он был намерен писать при свечах всю ночь. Когда дилижанс уезжал из Лондона, он один сидел на верхней его площадке: два с половиной пенса за милю, — это половина стоимости билета в салоне.

На Клепэм-Комоп моросил мелкий дождик. Тоби, поплотнее укутавшись в дорогое пальто и подняв бархатный воротник, смотрел вперед в мокрую темень, а его мозг работал: складывал, вычитал, умножал и делил. Стучали копыта, звенела конная упряжь. Он добавил к неоплаченным счетам долги водопроводчику, сапожнику, торговцу канцелярскими товарами. Глядя на пугающую общую цифру, он попробовал как бы спрятать от себя самые большие из долгов и пока на время отложить их оплату, или же записать их где-то отдельно до неминуемой неожиданной удачи.

Что касается кредита, то Тобиас Отс внес в эту графу стоимость картины, украденной отцом, — десять гиней, к этому он добавил пятьдесят фунтов гонорара за ненаписанную историю Джека Мэггса.

Хотя ему еще никогда не платили таких денег, и он пока еще не создал драматического сюжета для Мэггсмена, он уже чувствовал особую острую боль в глазницах. Она ему была знакома — точно такая, какую он впервые испытал, увидев комический образ старого Капитана Крамли. Это была особая боль, как и особое чувство напряженности в сухожилиях рук. Когда ему удалось проникнуть в душу Джека Мэггса, то ощущение было таким, будто он вошел внутрь огромной, населенной призраками машины. И хотя он еще не осознавал, где именно он находится в ней и что о ней знает, он уже ощутил мощь встревоженного разума; все произошедшее было подобно порыву ветра, ворвавшегося в разбитое окно.

Рассвет успокоил его глаза мягкой зеленью Суссекса, но мысли Тобиаса Отса остались с ним. Он настолько был погружен в созерцание скрытого внутреннего ландшафта, что, пока меняли лошадей на почтовой станции, в его глазах, несмотря на раннее утро, были все те же дневные ясность, решимость и расчет.

Таким он продолжил свой путь далее, в Брайтон, и когда наконец остановился у гостиницы «Старый Корабль», вдруг понял, что все еще находится в состоянии творческого транса, который так и не покинул его. Он тут же кликнул кэб и отправился в похоронное бюро «Хоук и сыновья» на Гиббонс-лейн.

Если другие репортеры начинали сообщения о трагедии пожара с бесед с уцелевшими детишками в больнице, Тобиас предпочел прежде побывать в покойницкой. Почему, он и сам не смог бы объяснить, хотя, бесспорно, причина крылась где-то в привычке идти навстречу тому, чего больше всего боишься и что вскоре потихоньку должно заполнить нишу тем материалом, который так захватывал его в Джеке Мэггсе.

Смерть детей всегда глубоко ранила его. А если юные жертвы были детьми бедноты, то это вызывало в нем гнев, который редактор «Кроникл» резонно мог считать весьма полезным для его газеты. Тобиас был из бедной семьи и яростно защищал обиженных детей, особенно ревностно детей, страдающих от произвола владельцев фабрик и заводов.

В Брайтоне, где какой-то недобросовестный строитель по дешевке кое-как проложил газовые трубы, ставшие причиной несчастья, Тобиасу достаточно было коснуться руки владельца похоронного бюро, чтобы тот его понял, сам он тоже не скрывал своих чувств.

— Вы хотите посмотреть усопших? — спросил Отса мистер Хоук-младший. Это был высокий белокурый мужчина со скорбным ртом, выражавшим привычное неодобрение всему живущему. — Вы хотите видеть, в каком они состоянии?

— Да. Я оставляю газете «Таймс» описывать разрушения, причиненные пожаром, — объяснил Тобиас Отс. — Уверен, что, пока мы здесь говорим, их человек уже бродит по пепелищу. «Таймс» еще не был у вас, я полагаю?

— Не был, сэр.

— А «Обзервер»?

— Вы первый, кто подумал зайти сюда.

— Я приехал, чтобы написать о детях, мистер Хоук. И полагаю, что буду единственным.

Пожилой джентльмен с большим медным ключом в руках подошел к нему, шаркая ногами, и мистер Хоук взял у него ключ. Не сказав Тобиасу ни слова, он тут же вышел из конторы. Писателю понадобилось лишь мгновение, чтобы понять, что его приглашают на осмотр. И он последовал за сутулой фигурой мистера Хоука по дорожке, чтобы затем свернуть на другую, поуже, и, наконец, выйти на аллею. В воздухе пахло каким-то сладковатым дымком, но голая стена из красного кирпича была слишком высокой, и Тобиас не смог узнать, больница ли за стеной виновата в этом или это что-нибудь совсем невинное. Наконец они вошли в узкий тупик и направились к тяжелой двери, которая после недолгих усилий открылась. Далее они спускались вниз по стоптанным ступеням при слабом свете, вдыхая сырой, пахнущий землей воздух.