Лучшее лето в ее жизни - Лея Любомирская Страница 39

– Конечно, – убежденно отвечает Тьягу. – Когда ты на меня дуешься, я даже рубашку застегнуть не в состоянии. Прости меня немедленно и расскажи, что тебе приснилось, а то у меня не останется ни одной рубашки с пуговицами!

Соня хихикает и наливает Тьягу кофе.

– Мне приснилось, – говорит она, – будто я живу где-то, где лето. В большом таком доме, деревянном. С верандой и садом. И как будто у меня есть две дочери – Долорес и Кэт. Странные имена, правда? Как в кино…

Тьягу откусил полтоста и жует, поэтому ответить не может, но он энергично кивает – да, мол, ужасно странные имена.

– Мне тоже вчера приснился очень странный сон, – говорит Тьягу, с усилием проглотив свои полтоста. – Как будто Рикарду Нунеш пригласил меня на свою свадьбу. Представляешь?

– Что же тут странного, – опять начиная сердиться, спрашивает Соня.

– Ну как же! – удивляется Тьягу. – Рикарду же уже женат!

* * *

– Что такое «лазули»? – задумчиво спрашивает Соня, откручивая колпачок у флакончика с лаком.

– «Лазули»? Может, «разули»? – Тьягу плюхается на диван и разворачивает газету. – Где ты взяла это слово?

– Кэт попросила…

– Какая Кэт? – удивляется Тьягу, вытряхивая из газеты на пол рекламные вкладыши.

Соня стряхивает с кисточки лишний лак и делает вид, что не слышит.

– Соня, – зовет Тьягу. – Кто такая Кэт?

Соня придирчиво разглядывает только что накрашенный ноготь.

– Соня! – Тьягу откладывает газету и встает с дивана. – Ответь мне, пожалуйста, кто такая Кэт и зачем ей эти лазули?

* * *

– Соня! Соня, проснись, Соня! – Тьягу трясет Соню – вначале осторожно, потом с силой. Соня стонет и что-то жалобно лепечет, но не просыпается. Лицо ее залито слезами. – Проснись, Соня, милая, проснись! Это был дурной сон, Соня, просто сон! Проснись, пожалуйста! Хочешь, я тебе принесу воды?

Соня всхлипывает и просыпается. Несколько мгновений смотрит на Тьягу, потом с силой обхватывает его за шею и заходится в рыданиях.

– Она просит! Она все время просит эти чертовы лазули! Не ест! Не спит! Ты бы видел, как она похудела! Я просто боюсь приходить – она ко мне ручки тянет: «Мама, лазули! Мама, лазули!», а ручки – как веточки! А не прийти не могу, Долорес одна не справляется. Она умирает, Тьягу, Кэт умирает, а я не могу ей дать эти ее лазули! Тьягу, я тебе клянусь, если бы я могла, я бы из себя сделала лазули, только бы она перестала плакать!

Тьягу хочет объяснить, что это все – только сон, что нет ни Кэт, ни Долорес, ни лазулей, но голос не слушается. Поэтому Тьягу только обнимает Соню покрепче и начинает тихонько ее баюкать.

* * *

– Это мне? – спрашивает Соня, разворачивая сверток.

– Не тебе, – качает головой Тьягу. – Это для Кэт.

– Что это? – Соня достает два синих каменных шарика – один потемнее, другой – в пятнышко.

– Это лазурит и лазулит. – Тьягу трет покрасневшие глаза. Он не спит уже три ночи – караулит Соню. Как только Соня начинает плакать во сне, Тьягу будит ее и приносит ей воды. Два дня это помогало, – попив и перевернув подушку на прохладную сторону, Соня засыпала и спокойно спала до утра, но сегодня она проплакала всю ночь, не помогла ни вода, ни подушка, ни валерьянка. – Что-то из этого наверняка и есть ее «лазули». Отдай ей, и пусть она уже оставит тебя в покое.

Соня всхлипывает и благодарно улыбается. В глубине души она откуда-то знает, что шарики – не «лазули», но ей не хочется расстраивать Тьягу.

* * *

– Тьягу! Тьяааагууууууу! – зовет Соня из ванной. – Посмотри, что у меня со спиной?

Тьягу отдергивает пластиковую занавеску и внимательно рассматривает мокрую Сонину спину.

– Хорошая спина, – авторитетно заявляет он и звучно целует Соню под лопатку. – Поцарапанная слегка. Ты бы кожу с себя не сдирала, а? Давай лучше я тебя мочалкой потру!

– Погоди, – говорит Соня и показывает Тьягу свои ногти. – Потом потрешь. Лучше скажи – что это? Я просто по спине провела, и вот…

Под ногтями у Сони что-то синее, как будто Соня зачем-то почесала свежеокрашенную стену.

Тьягу пожимает плечами. Откуда ему знать, что у Сони под ногтями?

* * *

Комната залита солнечным светом. Тьягу чихает и просыпается. Он на удивление хорошо выспался. То ли Соня действительно не плакала ночью, то ли он не слышал…

Тьягу становится страшно. Не открывая глаз, он шарит рукой рядом с собой, пытаясь нащупать Соню, и, конечно, заезжает пальцем ей в нос.

– Отстань, – бормочет Соня. – Дай поспать, изверг!

Голос у нее сонный, но очень довольный, как у человека, который не знает, что такое ночные кошмары. Тьягу открывает глаза.

В первый момент ему кажется, что он все еще спит.

Тьягу зажмуривается и изо всех сил бьет кулаком по стене. От боли перехватывает дыхание.

– Тьягу, не шуми, – просит Сонин голос. – Незачем разрушать дом. Я уже проснулась.

Стараясь дышать как можно глубже, Тьягу снова открывает глаза и с ужасом смотрит на Соню.

Соня улыбается ему.

– Ты чего? – спрашивает она. – Дурной сон приснился?

Тьягу мотает головой.

Соня удивленно смотрит на него, потом пожимает плечами и выбирается из постели.

В солнечном свете она блестит, как отполированная, и переливается всеми оттенками синего.

Тьягу снова зажмуривается и испуганно втягивает голову в плечи, почувствовав на щеке холодное прикосновение Сониной руки.

– Тьягу? – зовет Соня. – Ты не знаешь, что такое «шуршик»? Долорес попросила на день рождения…