Будда из Бенареса - Дмитрий Орехов Страница 38

— А если ты погубишь священное дерево в моей стране?

— Ты прав, я могу это сделать. Жители Шравасти уже поют наши песни. Но если ты оставишь в покое Бенарес и Капилавасту, я уйду из Кошалы.

Видудабха усмехнулся.

— А если я прикажу схватить тебя? Если я прикажу перерезать аскетов, одетых в красное?

Шакьямуни поморщился.

— Тогда ты отправишься к Царю Смерти вслед за отцом. Ни чернь, ни рожденные дважды не потерпят правителя, который избивает святых людей, навлекая на страну гнев богов.

«Клянусь палицей Индры, он прав, — с какой-то глухой тоской подумал Видудабха. — Говорят, на юге есть садху, которые хватают слонов за уши и, играючи, прижимают животных к земле. Должно быть, это один из них. Он не просто смел и решителен, он чувствует свою силу и потому опасен, как отравленная стрела. Положишь такую стрелу в колчан, и стрела оставит там частицу своего яда».

По знаку раджи воины опустили луки.

— Чего ты добиваешься, шраман?

— Бенарес — мой родной город, и я не хочу, чтобы он пострадал. А чего я добиваюсь… Когда-то мне нравилось объезжать слонов, и я думал, что буду махаутом. Теперь я наставляю народ, и с успехом. Люди в долине очень легковерны. По дороге сюда, в Кошалу, они воздавали мне почести, словно богу, только потому, что я шел впереди поющей толпы, наряженной в красное. Когда мое учение победит в Арьяварте, я стану первым шраманом долины, Великим Шраманом, Маха Шраманом. Мои ученики воздвигнут храмы и монастыри. Мы создадим школы и будем воспитывать мальчиков в духе нашей учености. Это будет одно непрерывное завоевание! Колесо нашего учения покатится по всему миру, подминая царства одно за другим. И тот, кто покатится вместе с нашим колесом, не пожалеет об этом.

— Ты безумен, или…

— Тебя беспокоит цена? Учитывая, что я помогу тебе одолеть Магадху, цена невелика. Ты оплатишь строительство монастырей, через которые мои ученики будут распространять дхарму — выгодные нам обоим взгляды и нормы поведения. Для меня это будут монастыри, но ты можешь называть их крепостями. Подумай сам, кто еще предложил бы тебе такое? Через несколько лет ты получишь опорные пункты в Магадхе и будешь диктовать Бимбисаре свою волю.

Видудабха задумался. Его отец, раджа Прасенаджит, превратил столицу Кошалы в настоящую крепость. Раджа любил повторять, что «крепкие стены — залог победы над врагами». Однако то, что предлагал теперь этот садху, было куда неожиданнее и открывало возможности, от которых захватывало дух.

— А он позволит вам строить стены?

— Почему нет? Первые общины будут женскими.

Да, этот шраман все хорошо продумал. Магадха… Это могучая держава. После победы над ангами магадхи завладели устьем великой реки; морская торговля целиком в их руках. Если повергнуть ниц раджу Бимбисару, ни один правитель в долине уже не осмелится ему перечить. Правда, еще остаются маллы и личчхавы, и особенно опасны последние. Их племенной союз удерживает за собой важный порт на левом берегу Ганги; личчхавы славятся своей воинственностью, а в последнее время они научились возводить укрепления.

— Хорошие стены — залог победы, — пробормотал раджа.

— Строительный камень есть и в городе Вайшали, — откликнулся отшельник. — Все дело в звонкой монете.

Видудабха наклонился вперед и хлопнул себя ладонями по коленям.

— Как ты сказал? Все дело в монете?!

Сохраняя угрюмое и недоброе выражение глаз, правитель начал смеяться. Он хохотал, радуясь, как бог на небесах тридцати трех, испивший сладкого и приятного бараньего жиру. Нет, не зря предсказатели сулили ему удачу в эту светлую половину лунного месяца! Сегодня удача пришла к нему под видом садху в красной одежде, этого самца кобры в лягушачьей шкуре! А ведь он чуть не отправил его на кол, не отличив боба от гороха. Это урок на будущее: не следует принимать поспешных решений.

— Будь по-твоему, Шакьямуни. Ты придешь завтра, и мы обсудим все еще раз… вместе с моим казначеем.

— Благодарю, друг верховного Индры.

— Клянусь палицей бога: если ты обманешь меня, я непременно двину войско на Бенарес, а уж город шакьев разрушу до основания. Не знаю, что тогда увидишь ты, но я-то увижу, как палач живьем сдирает с тебя кожу. А сейчас отправляйся к своим да скажи — пусть не поют песен в моей столице!

Шакьямуни остался на месте.

— Что-то еще? — нахмурился раджа.

— Так, одна мелочь. Неподалеку от Шравасти, в Джетаване, проповедует мой бывший ученик. Его имя — Кашьяпа из Урувеллы. Конечно, это выживший из ума старик, и последователей у него почти нет, но все-таки…

— Может, посадить этого Кашьяпу в тюрьму? — насторожился Видудабха.

Гаутама Шакьямуни пожал плечами.

— Решай сам, я за него не отвечаю.

3

В небе плыл слон. В лучах солнца на его лбу и боках блестели куски золотой фольги. Слон был белый, как раковина; он мотал головой и трубил опущенным вниз хоботом оглушительно и в то же время жалобно, словно был очень напуган тем, что его заставили летать. Вдруг в хоботе слона оказался гигантский красный лотос; слон тряхнул им, словно рогом, и вниз посыпались лепестки жасмина, божественные цветы мандарава и сандаловый порошок. Послышалась струнная музыка, радостная, как звонкие трели жаворонка, и чистая, как утренняя роса. Амбапали подумала, что сейчас увидит гандхарвов. Но вместо юных гениев неба она увидела девочку — хорошенькую, похожую на золотую статуэтку, с красной полосой замужества по пробору. Девочка стояла по колено в цветах и, задрав головку, тоже смотрела на слона. Амбапали пошла к девочке по цветам.

— Здравствуй, маленькая, — сказала она, присев на корточки.

— Благо богам, достойным блага, — серьезно ответила девочка.

Амбапали звонко рассмеялась.

— Слушай загадку: один пастушок догоняет другого. Первый пастушок улыбается, а второй рождается заново. Ну-ка, отгадай, кто они?

— Бог солнца и бог луны, — равнодушно ответила девочка.

— Верно, — кивнула Амбапали. — А ты умеешь считать?

— Умею.

Амбапали протянула ей ладонь с цветами мандарава.

— Сосчитай лепестки.

— Не хочу, — сказала девочка и отвернулась. В мочках ее ушей блестели и переливались, словно жидкий огонь, рубиновые серьги.

«Неужели это дочь какого-нибудь великого риши или раджи?» — подумала Амбапали, и даже волоски на ее спине поднялись от странного волнения и томления.

— Кто ты? — спросила она.

— Одиннадцать в небе, одиннадцать на земле, одиннадцать в воде, — сказала девочка. — Всего получается тридцать три бога.

Амбапали вздрогнула. С неба градом сыпались ягоды гвоздичного дерева, сливы и финики — это слон опять тряхнул лотосом. Амбапали взяла один финик.