Обреченное начало - Себастьян Жапризо Страница 38

— Отдай им свой свитер. Отдай рубашку. Так будет лучше.

Дени подчинился. Когда он остался голым по пояс, а офицер забрал его одежду, двое солдат сняли свои гимнастерки. Офицер посмотрел на Клод. Она тоже сняла свою шерстяную куртку, потом блузку с короткими рукавами и вышитыми на груди инициалами одной из кузин: Л. Б., Лу Бриас. Ее взял себе офицер. Все молчали. Офицер снял гимнастерку и в лучах фар накинул на обнаженные плечи девушки, дрожавшей не только от холода, но и от волнения.

Затем повернулся к солдату, который натянул на себя свитер Дени и что-то сказал ему по-немецки. Солдат пошел к грузовику и вернулся с буханкой черного хлеба и большой железной коробкой. Клод отказалась взять их.

— Масло, — сказал офицер Дени, — очень хорошо.

В тесной блузке Лу Бриас, которую он даже не мог застегнуть, офицер выглядел нелепо и нестрашно. Дени взял хлеб и железную коробку.

— Не нужно, — сказала ему Клод. — Мы не за это им помогаем. Это плохо.

— Да ерунда все это, — сказал Дени, — спроси, есть ли у них бензин.

Она отказалась спрашивать.

— Бензин, — сказал Дени офицеру.

Ему дали двадцатилитровую канистру. Офицер залез в грузовик последним. Перед этим он что-то спросил у Клод, но та вместо ответа помотала головой — она так и стояла в накинутой на плечи немецкой гимнастерке, которую придерживала обеими руками на груди. Тогда офицер сказал Дени:

— Ты, ты приедешь в Мюнхен один день. Понимаешь? Семья. Очень красиво.

Грузовик с включенными фарами тронулся с места и съехал на обочину дороги, чтобы развернуться. Клод и Дени, стоя рядом, долго еще провожали взглядом пучки ярких лучей, мечущихся среди полей. Дени был уверен, что немцев скоро остановят, либо свои, либо партизаны-маки, и в любом случае, рассвета им не видать.

На следующий день пришли американцы.

Клод была сердита на Дени за то, что он взял продукты у немецких дезертиров. Она представить не могла, что он так поступит. Она сказала, что в какой-то момент почувствовала родство с солдатами-беглецами: они тоже нацепили одежду, на которую не имели права. Клод говорила:

— Не могу объяснить. Но это плохо, что мы пошли на такой обмен, это некрасиво, это нас порочит…

— Ничего не понимаю, — говорил Дени, — не понимаю, о чем ты.

Он принес аккумулятор из машины, спрятанной в амбаре, и поставил его заряжаться. Они не могли найти ключ зажигания, и Дени целый день бился, чтобы разобраться, как завести мотор, соединив провода, а уж если он хотел что-то понять, то в конце концов добивался своего.

Двадцати литров бензина едва хватило на неделю. Сначала они ездили по дороге перед домом, потом осмелели и доехали до Монфокона, там был асфальт. Они по очереди садились за руль, и тот, кто оказывался пассажиром, тут же начинал командовать другому:

— Жми на правую педаль! Да нет, на правую! На правую! Не гони, а то перевернемся! Подожди, теперь понятно, сейчас я тебе покажу.

Дени просто с ума сошел от этой машины.

— Ты любишь ее больше, чем меня, — говорила Клод. — В один прекрасный день я нарочно врежусь в дерево.

Происходил обмен и с американцами, и с кавалеристами из Северной Африки, которые поочередно волнами пересекали местность. Так что канистра то и дело пополнялась.

Однажды они даже доехали до Пюи — в объезд, чтобы не заезжать в Виларгье — и вернулись целыми и невредимыми. Потом Клод узнала, что снова начали реквизировать автомобили. Пришлось закатить игрушку в амбар и пересесть на велосипеды.

С наступлением ночи Клод, бывало, не могла найти Дени в доме. Он сидел за рулем неподвижного «Шенара», подперев голову руками, спокойный, о чем-то мечтая, такое же дитя, как и прежде, и ей приходилось просить, чтобы он ее подвез, если, конечно, ему по пути.

К концу августа по всей стране проходили празднества. В каждой деревне устраивали балы, красное вино текло рекой по деревянным прилавкам, сооруженным на площадях. Дени и Клод два или три раза ходили в соседние деревни, где их никто не знал.

Как-то в воскресенье они отправились в Нимер, поселок, находившийся в нескольких километрах от Виларгье, и еще не очень умело, но радостно танцевали там среди ликующей толпы. На столике в кафе чуть гнусавил старый патефон. Громкоговорители, разносившие музыку по площади, порой не могли заглушить крики и смех.

Перед этим они смотрели в кафе американский довоенный фильм с Доном Амичи и Лореттой Янг. История одного индейца, полюбившего белую девушку. В конце его убивают за кражу лошади. Но на самом деле он не крал, он просто хотел быстрее добраться и привезти врача для больного ребенка. Все зрители плакали.

После танцев, потные и запыхавшиеся, они отправились выпить по стаканчику сидра. Сквозь толпу жестикулирующих людей пробирались к прилавку, сооруженному из деревянных ящиков и грубо сбитых досок. Повсюду висели флаги и Лотарингские кресты.

— Два сидра, — сказал Дени.

Женщины, продававшие напитки, его не слышали, и пришлось кричать.

— Два сидра, мадам! — повторил Дени.

Он повернулся к Клод. Та внезапно побледнела. Дени огляделся и понял, почему. Сын булочника из Виларгье стоял в нескольких метрах от них и разговаривал с двумя молодыми людьми. Он размахивал руками, и было видно, как его лицо наливается кровью.

Он посмотрел на влюбленных с иронической ухмылкой, и Дени заметил, что в какой-то момент он подтолкнул локтем приятелей.

— Какой идиот! — прошептал Дени. — Мы ведь свободные люди?

— Да, дорогой, это все неважно.

— Пойдем отсюда?

— Нет, обидно уходить. Давай продолжим наши уроки танцев.

Дени почувствовал, как рука Клод ищет его руку, и увидел, что к ее лицу возвращаются краски. Он снова повернулся к стойке.

— Два сидра для сестрицы, — раздался голос рядом с ними.

Взрыв хохота — и сын булочника, черноволосый и румяный, поднял руку.

— Два сидра для сестрицы, — повторил он.

— Вот, пожалуйста, — сказала женщина за стойкой.

И она подала сидр в двух стаканах. Дени протянул один своей любовнице, и они выпили, глядя друг на друга. Сын булочника протолкался к ним через толпу.

— Не откажите мне в следующем танце, мадемуазель, — сказал он чуть приглушенным голосом.

Теперь он был бледен, и Дени заметил, что его колотит дрожь.

Сестра Клотильда разгладила руками юбку, влажную на бедрах, и, не переставая улыбаться, посмотрела прямо в глаза наглецу.

— Если хотите, — сказала она, — почему бы нет?

Дени сделал жест, чтобы удержать ее, но она уже увлекла крестьянского парня к группе танцующих. Снова заиграла хриплая музыка. С новым, очень неприятным для себя чувством Дени увидел, как Клод ныряет в объятия своего кавалера.