Спящая красавица - Дмитрий Бортников Страница 37

***

Ботанический сад. Туда шли трамваи. Было два входа. Центральный, с Московского шоссе, и другой. Вход — громко сказано. Дырка в заборе. Я увидел сад именно из трамвая, да, и впервые вошел туда через эту дыру. Кто знал, что этот сад станет для меня единственным убежищем в этом городе? Кто мог это предвидеть? И кто мог сказать, что этот сад мне сильнее всего скажет о матери. О ней. Вообще о матерях. Что это такое. Да. Кто они. Этот сад стал для меня женщиной. Она говорила со мной.

Моя мать и растительный мир. Бесстрашие. Нечувствительность к боли. Отсутствие страданий. Неуязвимость. Беспамятство. Интерес к травам и мать. Чувство судьбы...

Насекомые... Жучки-солдатики. Паучки. Стрекозы. Мухи. Пчелы. Я представлял, как они уснули. Они спят и меняются. Во сне! Моя мечта! Их личинки. Их медленная жизнь. Их сны... Меня окружала тишина. Я приходил специально! Что-то меня тянуло. Пустота! Ни ветра, ни жужжания. Ни голоса, ни бздежа!

Такое отсутствие людей надо было заслужить! Что я сделал такого хорошего?! Кому я спас жизнь, чтобы остаться одному?! Здесь, в осенних джунглях?! В хрустальном полдне?!

Красные, оранжевые тени... Листья дубов, в тени которых я мог улечься. Огромные, просто гигантские, и на ветвях что-то странное. Что-то будто чужеродное. Волосы! Будто забытые волосы! Омела. Это была омела! Мать ее показывала! В лесу! В те райские денечки! Точно! Я вспомнил! Черт! Ее руки! Когда она там, в доме, осталась одна! И волосы! Да! Волосы как омела!

Мне никуда не деться. Никуда. Я прикован к пруду. Ради него я приходил в этот сад.

Лицо матери двоилось. Всегда двоилось. Как отражение в пруду. В пруду среди лилий. Я приходил в ужас! Конечно! Как это до меня раньше не дошло?! Придурок! Мудило грешный! Паморок! Да что я мог сделать? Да стоило мне только взглянуть ей в лицо и все! Все! Пишите письма! Я не мог отвести глаз!

Она взяла свое бесстрашие у трав. Ее нельзя было уничтожить! Она поднималась снова! В этом саду я увидел то, чем была моя мать... Мир трав, мир бесстрастия, мир без боли, без надежд и без мыслей...

Я будто сидел внутри ее мозга! В самой сердцевине ее души! Верхом на плодах дерева, растущего из ее печени! Я был внутри ее мира. Среди цветов, под сенью дерева... В беспамятстве я смотрел на гладь пруда. Я видел отражение матери. Оно улыбалось... Ее лицо... Она приглашала. Ну, ну — смелее...

«Войди в эту воду... — улыбалась мать. — Окунись в этот пруд». Не мигая, склоняясь все ближе и ближе к воде, я увидел свое лицо. Мать исчезла. Из пруда на меня смотрело мое лицо. Наверное, в ту минуту мать вошла в меня, в мои глаза, в мое тело.

Наверное, тогда, впервые за всю жизнь, я почувствовал к ней любовь! Я был ее сыном! Она могла смеяться! Я вошел в эти воды! Беспамятство захлестнуло меня, дошло до сердца, и все улеглось! Будто ничего не было! Теперь я был неуязвим! Да! Непобедим! Ни для кого! Ни для одной живой души! У меня вынули занозу! И память об этом купанье в царстве матери начала новую эпоху.

Во мне текла ее кровь. Я выкупался в крови своей матери. Я знал свое прибежище. Из любого места туда рукой подать! И теперь мое лицо будет так же двоиться... Среди лилий, в бесстрастном покое...

Она меня и здесь нашла! Куда бы я ни смотрел, куда бы ни прятал глаза — везде была она! Моя мать! Везде было ее царство! А этот сад! Она меня сюда заманила! Она все знала! Заранее! Может, она сама здесь была раньше! Я не знаю. Я ни в чем не уверен! Да выйди она сейчас из аллеи, я даже не моргну! Она будто послала меня сюда... В свой мир. Я оказался сейчас внутри нее! Снова! Еще раз! Черт! Час от часу не легче!

И вот я сижу здесь часами и смотрю на поверхность воды. Почему я не мог отвести глаз от этих белых лилий? Три цветка. Да. Белые-белые, как первый снег, как сама его сущность. Не мигая, я сидел, и казалось, они плывут ко мне. Так медленно, будто крадучись.

И еще кувшинки. Темная глубина, ее тишина и желтые лепестки кувшинок над ней. Их скольжение. Как хор. Как колдовство... Я улавливал что-то зловещее в этой тишине... Я будто слушал далекий вздох. Как пророчество... Да. Я не мог отвести глаз от этого полумрака. От этой глубины.

Мне вспоминались забытые сны. Странные, иногда почти страшные, далекие до такой степени, что, казалось, произошли на самом деле. Да, такие сны... А иногда внезапно возникала тревога. Я чувствовал, что подошел к самому средоточию тревоги! Глаза начинали бегать! Я мигал как сумасшедший и уже не видел ни пруда, ни лилий. Меня тянуло куда-то! Я вскакивал и начинал кружить на месте, как голубь! Потом вдруг видел близко-близко другой берег пруда! Оказывается, я успел сделать круг! И если бы только один! Нет! Ноги сами несли меня по кругу! Можно было спать спокойно! Как слепой крот стремится вверх, так и я раз за разом огибал этот пруд.

В конце концов... Запыхавшись, я снова падал на то же самое место. Да! Трава не успевала выпрямить спину, как я снова был в седле! Что это было?! Что?! В результате я чувствовал себя так, будто на мне не просто пахали, нет. Это еще ничего! Я будто попал под череп какому-то психу, который думает без передышки! А это еще та работенка! Меня мотало-кидало из угла в угол! Из стороны в сторону! Как пустую лодку на перекатах! В голове шумело, и к вечеру я себя чувствовал как лимон, который выжала вся наша семейка. По три раза каждый.

И все ближе и ближе я видел эти лилии. Они вытягивали ко мне белые руки. Медленно-медленно выступали из темной глубины. Я мчался дальше и, оглянувшись, замечал, как они снова погружаются в полусумрак воды. Мне стоило труда не броситься к ним. Туда. В пруд. В это средоточие тревоги. Я был так близок к этому страху Красоты! Наверное, думал я, потом мне уже будет легче... Да. Я смогу смотреть на Красоту, не отводя глаз! Смогу войти в самое средоточие этой тревоги!

Плавающие лилии. Часами здесь я смотрел на них. Я будто всходил на это белое, трепещущее ложе! В это сердце блаженства! В самое сердце сна!

Это было место силы! Она была здесь! И она вошла в мои сны. Да. Мне снились потом эти лилии. Так подробно. В этих снах я мог разглядеть их стебли, уходящие в глубину. Их дрейфующие листья. Красноватые, огромные, с каплями внутри.

Во сне я нырял и спускался все глубже и глубже по стеблю. И стебель. Он, как умная змея, прикасался ко мне... Сопровождал меня. Я спускался. К самым корням, укутанным илом. К этому средоточию тревоги... Вдоль сине-зеленого стебля... В тишине. Все ниже и ниже...

Часами я просиживал в библиотеке над энциклопедией. Водные цветы. В нашем технаре это был пиздец! Чтоб кто-то сидел в библиотеке?! Да чтоб еще и читал?! Нонсенс! Я впервые услышал это слово именно в связи с моим уединением! В нашей библиотеке читали только — профессора и тараканы! Здесь даже мышей не было! Представьте! Наверное, их отравляла атмосфера! Да! И еще стены! Болотно- зеленые! Только тараканы в последних стеллажах и спины мастаков, обтянутые пиджаками! О боже, какая была тоска! Зеленая? Как же! Это была радуга тоски! Северное сияние тоски! Стоило только засунуть сюда нос и все! Потом все шмотки воняют тоской — не отстираешь! Весь день таращишься вокруг, как гусь на закат! Это было место вздохов! Просто один гигантский вздох! Сюда даже пирожки никто не забегал съесть! Уж лучше на заднем дворе! Посреди мерзлых какашек, в зарослях боярышника! Но только не здесь.