Олигархи. Богатство и власть в новой России - Дэвид Хоффман Страница 37

Офис Ходорковского располагался в маленьком, обшарпанном полуподвальном помещении в центре Москвы, на 1-й Тверской-Ямской улице. В то время комсомольский активист должен был выглядеть как примерный член партии и одеваться подчеркнуто аккуратно. Но Ходорковский не соответствовал партийному стереотипу [8]. Он неловко чувствовал себя в костюмах и галстуках и обычно ходил в джинсах и свитере. Ему случалось работать грузчиком и плотником и, как рассказывал он сам, в детстве мечтал стать директором крупного советского завода. Его отец, работавший на заводе по производству прецизионных инструментов, был евреем, а это значило, что Ходорковский не смог бы занять высокую должность в партии, хотя и был одним из руководителей комсомольской организации Института имени Менделеева. После этого института он несколько лет учился в юридическом институте, объяснив друзьям, что это необходимо для того, чтобы понимать и использовать решения правительства.

Молодежные научные центры имелись во всех тридцати трех районах Москвы. Ходорковский обосновался во Фрунзенском районе, одном из престижных центральных районов Москвы, потому что у него там были хорошие связи [9].

Чем занимался молодежный научный центр? Главным образом переводом безналичных денег в наличные. По всему Советскому Союзу, образуя гигантский архипелаг, были разбросаны многочисленные научно-исследовательские институты, многие из которых, хотя и не все, работали на “холодную войну”, выполняя заказы Министерства обороны, и располагали большими излишками безналичных средств. Ходорковский, пользуясь привилегиями комсомольского работника, мог организовать “временные творческие коллективы”. Под этим часто подразумевались группы сотрудников, которые уже работали в институте или на предприятии, но иногда действительно временные группы со стороны. Главное преимущество такого “временного творческого коллектива” заключалось в том, что ему можно было на законных основаниях платить наличными. Затем Ходорковский, снова благодаря своей принадлежности к комсомолу, мог от имени коллектива заключить контракты на выполнение исследовательского проекта, составление компьютерной программы или строительство какого-то сооружения для института. Иногда соглашение заключалось для соблюдения формальности и касалось проекта, над которым они уже работали, иногда это был новый проект. Главным было то, что Ходорковский мог взять у института безналичные деньги и превратить их в наличные, чтобы заплатить “временному творческому коллективу”. Это были совсем не пустяки, а реальные деньги — бездействующие государственные субсидии превращались в крупные суммы наличными.

Ходорковский, несомненно, получил специальное разрешение в банке — в таком деле покровитель требовался на каждом шагу, — чтобы переводить безналичные деньги в наличные. В действительности полученные наличные потом распределялись между множеством инстанций: рядовыми исполнителями, институтом и его директором, научным центром Ходорковского, к тому же определенный процент отчислялся и комсомолу. Жесткий контроль за наличными деньгами дал сбой, но виноват в этом был не какой-то необузданный радикал, а послушное дитя советской системы.

Одним из первых, кого Ходорковский привлек к работе молодежного научного центра, был программист Леонид Невзлин. Невзлин рассказал мне, что обратил внимание на рекламу научного центра Ходорковского, напечатанную в газете, и решил поинтересоваться им. Он пришел туда в ноябре 1987 года, когда центр представлял собой несколько маленьких комнат, которые спешно ремонтировали, и насчитывал десяток сотрудников. Невзлин с зачесанными на лоб волосами и огромными зелеными глазами, делавшими его похожим на рок-звезду, работал в Геологическом научно-исследовательском институте и получал от государства обычную маленькую зарплату. Однако он написал компьютерную программу, помогавшую предприятиям вести отчетность. Перейдя в научный центр Ходорковского, Невзлин начал продавать уже написанные им компьютерные программы разным институтам и заводам. Он использовал придуманную Ходорковским процедуру для превращения практически бесполезных безналичных средств заводов и институтов в наличные деньги.

Привлекательность системы Ходорковского заключалась в том, что он делился деньгами с ее участниками, такими, как Невзлин, которые получали во много раз больше, чем любой из них зарабатывал раньше на своей официальной работе. Через несколько месяцев Невзлин почувствовал себя богатым {90}. К Ходорковскому стали приходить десятки молодых исследователей.

Директора предприятий и институтов, пользовавшиеся услугами Ходорковского, также были благодарны ему: в распоряжении Ходорковского находился волшебный канал, по которому они тоже могли получить дополнительные наличные деньги, поскольку часть выручки обычно доставалась им. Для руководителей заводов риск был минимальным, потому что Ходорковский приходил к ним, имея поддержку системы.

Социолог Крыштановская, изучавшая русскую элиту, сказала мне, что директора промышленных предприятий, сотрудничавшие с Ходорковским, знали, что “они сотрудничают с властью, а не с мошенниками”. В этом случае сделка не представляла никакой проблемы: ею оказывался простой банковский перевод, который было бы трудно или невозможно осуществить без связей Ходорковского. “Есть институт. У института есть счет в банке, — рассказывала мне Крыштановская. — Есть ЦНТТМ. У него тоже есть счет в банке. Деньги из банка номер один переводятся в банк номер два. И ЦНТТМ берет деньги из этого банка”. “Процесс приватизации начался с приватизации денег”, — добавила она.

По словам Крыштановской, возможности увеличивались по мере того, как способные молодые люди придумывали все новые уловки с самофинансированием. “Они думали: “Как получить деньги?” Нужно было убедить директора предприятия в необходимости выполнения какой-то работы. Группы формировались вокруг таких людей, как Ходорковский, очень молодых и циничных, которые предлагали директорам: “Мы проведем для вас важное исследование!” Они наносили своего рода упреждающий интеллектуальный удар. Навязывали людям свои услуги. Зачастую они выгодно продавали так называемое “исследование” многим предприятиям. Практически все они стали очень богатыми людьми”.

Ходорковский делал деньги из воздуха. Он ничего не производил; с конвейеров не сходили никакие устройства или приборы. Андрей Городецкий, работавший вместе с Ходорковским с самого начала, а затем возглавивший коммерческий отдел одного из российских банков, сказал мне, что научные центры часто не платили институтам или заводам за оборудование, лаборатории или помещения, использовавшиеся при выполнении работы. “ЦНТТМ делали деньги, используя государственную собственность, но государство, как правило, смотрело на это сквозь пальцы. Все эти центры, — продолжал он, — на самом деле ничего не производили. Они были посредниками. Мы просто играли роль посредников. Бизнеса не было — ничто не продавалось и не покупалось” {91}.