Бесы пустыни - Ибрагим Аль-Куни Страница 37

Мать его умерла от чумы, когда он еще ничего в жизни не сознавал, а его отец бросил его еще не родившимся, во чреве матери, а сам уехал прочь с караванным сопровождением в Гадамес. Рассказывали, что он там на гадамесской обольстительнице женился и нашел себе на всю жизнь пристанище в стенах под крышами. Говорили, что тот его караван подвергся нападению дорожных разбойников, и, мол, погиб он от руки молодчика из всякого сброда. В общем, вестей о нем никаких не было, и чернокожая пленница, рабыня его деда по материнской линии, взяла на себя воспитание сироты — в знак преданности покойному ее господину и из желания заступничество обрести и дорогу в рай.

Однако сирота выказал признаки своего марабутского происхождения с первых лет жизни. Он унаследовал от предков ненависть к магам-звездочетам и забавлялся тем, что побивал гадалку камнями. Затем это озорство ему надоело, оно переросло во враждебность. Он присоединился к парням, которые пасли коз в долинах, спускавшихся в пустыню со склонов Акакуса и решил избрать себе любимое занятие. Он научился ловить змей, благодаря своим исключительным способностям, и проявил завидное усердие в деле устрашения парней и девчат мерзкими трупами змей. Затем придумал другую хитрость — довольно искусно зашивал иглой с ниткой челюсти пресмыкающегося гада, чтобы гадалка в своих покоях вдруг натыкалась на лихо извивающуюся змею. В первый же день такой практики она потеряла сознание и слегла в постель, с ней приключилась горячка и, казалось, дело может кончиться катастрофой. Правда, позднее она решила полагаться на собственные силы и отомстить негодяю, внуку ее заклятых врагов. Она закрылась ото всех в своей палатке на несколько дней и вышла оттуда с детальным планом в голове — наняла для его исполнения своих чернокожих соплеменников-негритят, намного превосходивших его в разбойной изобретательности (впадавшие в крайности свидетели рассказывали, что она их, мол, вовсе не нанимала, а подчинила своей воле силою тайных чар — чем же еще заниматься гадалке, как не тем, чтобы знания свои применять по подчинению простых людей?!). В общем, она поручила им преследовать сироту-дервиша долго и упорно. Те, которым нравится употреблять витиеватые выражения из практики и трактатов факихов и кто вечно хочет найти небесный символ для всякого глупого дела, рассказывали об этой травле, что «это было чистое притеснение бедного марабута-аскета и покусительство на священный завет Сахары». Такое высокое толкование не остановило маленьких бесенят, продолжавших свою кампанию против маленького же дервиша: они буквально рвали его за волосы — выщипывали их из его головы. Делали перечный настой и вливали ему в нос. Привязывали голого к палаточному столбу и оставляли так в геенне под палящим зноем. Не единожды развлекались тем, что подвешивали его вниз головой в колодце. Как-то, в одно из этих игрищ бедняга не выдержал и попросил помощи у распустившего перья павлина-Ухи. К несчастью для дервиша Уха в тот день вышел на люди, весь важный из себя, обряженный в самые нарядные одежды, намереваясь принять участие в свадебной церемонии, которую устраивали веропослушники далеко на просторе, за коварным Идинаном.

Дело было около полудня. Палач забрался на свой небесный престол. Сахара сияла языками пламени, марево кружило головы, пропекая насквозь огнем геенны обмотанные чалмами головы. И в такой вот момент на него выскочил босоногий мальчишка, почти голый, с непокрытой головой, весь вымазанный грязью, в синяках и в ранах — весь он был в поту, в крови, обхватил руками его колени, прося защиты. Своими ладошками, черными от грязи, всем своим голым, покрытым слоем пыли тельцем он испачкал голубое одеяние Ухи. Весь торжественный вид красавца пошел насмарку, был нещадно испоганен, но это не было единственной причиной, по которой взорвался Уха в тот день — несносный жар, разливавшийся с неба, сыграл свою гадкую роль. Он и сам не знал, как влепил мальчишке пощечину и швырнул его другой рукой назад, к преследовавшим его злодеям. Противники облепили того со всех сторон, связали его жесткой пальмовой веревкой и выволокли на пекло, по острому щебню, с намерением потаскать и бросить в колодец. Эта расправа вполне могла произойти, если бы гадалка вдруг не опомнилась и не остановила травлю — ее как раз ужалил скорпион, и она узрела в этом знак небес.

Юный марабут простил все издевательства своим малым сверстникам, но — какая это разница! — простить взрослому человеку его несправедливость он не мог…