Американский пирог - Майкл Ли Уэст Страница 37

— То-то я слышу, что у тебя провинциальный выговор.

— У меня?

— А я все думаю, где ты его подцепила! — Она склонила голову набок. — Скажи, а тебя саму не смешит этот кондовый акцент? Да, я знаю, что ты жутко умная, но этот говорок…

— Ну а тебя не смешат твои блондиночьи ляпсусы? — спросила я.

Сэм стиснул мое колено. В ответ я ущипнула его за бедро, причем изо всех сил надавив ногтем, чтоб показать, насколько я зла. Но он даже не дрогнул, и я подумала, что текила снижает у него всякую чувствительность, включая тактильную.

Нина оставила мою реплику без ответа. Вместо этого она облизала тыльную сторону кисти и посыпала ее солью. Словно зачарованная, я смотрела, как она дергает подбородком, посасывая свой лимон, опрокидывает стопку текилы и снова принимается за соль. Я от души пожелала ей участь Лотовой жены. Как-то раз я видела Нину на пробежке по дюнам: за плечами у нее прыгал мокрый хвостик, локти прижаты к ребрам. Она выглядела такой молодой и самоуверенной, что у меня аж екнуло сердце.

— Был у меня один южный паренек, — сказала Нина, — кажется, из Луизианы, хотя, может, и из Кентукки. Просто симпатяга, но говорил так, что я не разбирала ни слова.

— Так как же вы объяснялись? — спросил Сэм.

— На языке телодвижений. — И Нина бросила на него пугающе обольстительный взгляд, а затем обернулась ко мне: — И что же привело тебя в Мексику?

— Киты. — Я пожала плечами.

— Она поехала за мной, — улыбнулся Сэм.

— Интересно. — Нина прикрыла рот рукой, словно пряча ухмылку. Где-то за двором солнце уже садилось, и декабрьский вечер таял во тьме. Кусочек неба над отштукатуренной стеной стал темно-лиловым и пошел рыжеватыми полосами. Нина по-прежнему посмеивалась в кулачок.

— Стало быть, Сэма привели сюда киты, а тебя — Сэм? — уточнила она, приподняв одну бровь.

— Все было чуть сложнее. — Я потерла палец об оправу очков.

— Ну разумеется. — Она надкусила еще один ломтик лимона, а затем нахмурилась, отчего на лбу у нее обозначились две складочки. — А можешь обучить меня южному акценту?

Скажу без обиняков: мне б и в голову не пришло защищать ненавистное место, а Таллулу я ненавижу всей душой, но в тот момент мое сердце так и подпрыгнуло. Я даже глянула на Сэма, чтоб увидеть его реакцию, ведь сама была просто в бешенстве, и не из-за какой-то местечковой гордости, а просто потому, что выпила лишнего. Но вместо того чтоб залепить ей пощечину (что сделала бы с наслаждением), я гордо вскинула голову и с утрированным акцентом протянула:

— Уж прости меня, милочка, но это должно быть в крови.

— Да ты покраснела! — Она расплылась в улыбке, обнажив свои идеально прямые резцы. — Что это: девичья скромность, или я задела слабую струнку?

— Если заденешь, я тебе сообщу.

— Это правда: еще как сообщит. — Тут Сэм рыгнул, и Нина заржала.

— Вот это точно по-южному, — хохотнула она и, подтолкнув его локтем, расплескала текилу.

— Прошу прощения. — Он отставил стопку и облизнул запястье. Выпустив меня из объятий, он встал на ноги и побрел в темный уголок двора. Вскоре послышалось, как струя мочи плещет о ствол миндального дерева, а Сэм с облегчением вздыхает. Нина чуть наклонила голову и улыбалась своим мыслям. Так я обнаружила грань между психологией и физиологией: слушать, как Сэм писает, в присутствии посторонней бабы было просто дико.

— А в Ла-Холле у тебе есть парень? — спросила я Нину нарочито громко и без тени акцента.

— Был, но между нами все кончено. — Нина встряхнула пустую бутылку. Стрельнув голубыми глазами, она уставилась на моего ненаглядного, который шел к нам, то и дело спотыкаясь и застегивая ширинку.

— Текила кончилась, — объявила она, протягивая ему пустую бутылку. — Но гляди: я оставила тебе червячка!