Принц Модильяни - Анджело Лонгони Страница 37

Я уже многое увидел, прежде всего картины Лотрека, Гогена и Сезанна, и нашел их очень интересными.

Лотрек впечатлил не только полотнами – меня также потрясла история его жизни. Он, как и я, был серьезно болен (возможно, по причине кровного родства его родителей, которые были двоюродными братом и сестрой). Его ноги, в противоположность остальному телу, не развились и остались детскими. Уродливый, немногим выше карлика, он был практически обездвижен и часто проводил время в санаториях; всю юность его сопровождали страшные боли.

Семья помогала ему и воодушевила на углубленное изучение его предмета страсти – живописи. Он стал заметной фигурой сразу же, еще когда создавал просто афиши для рекламы кабаре.

Он посещал бордели, ночные заведения и рестораны, пользующиеся дурной славой, он чувствовал себя комфортно с теми, кто находился на задворках общества. По сравнению со мной он был смелее – и не боялся открыть всем свою болезнь, наоборот, выставлял ее напоказ и самым вызывающим образом. Впрочем, его болезнь была очевидной, и он не мог ее скрывать, моя же – невидима и коварна. Лотрек вызывал отвращение своим внешним видом, но не стеснялся этого. Я бы так не смог, я слишком застенчив и скован.

Жизнь, проведенная подобным образом, редко бывает длинной. Вскоре он оказался в клинике для душевнобольных с алкогольной зависимостью, паранойей и сифилисом. Опиум привел его к параличу, апоплексическому удару и смерти уже в 36 лет.

Жизнь Гогена тоже была сложной. Он хотел сбежать от всего: и от себя, и от общества. Говорят, что он чувствовал себя плохо среди людей. Он всегда был неудовлетворен – и в личной жизни, и в своем творчестве. Он хотел жить в правильном мире – и вынужден был его искать вдали от родины: объездил полмира и остаток жизни провел в Океании. У него тоже были проблемы со здоровьем: болезненный непроходящий перелом лодыжки, постоянная кожная сыпь, вызванная сифилисом, попытка самоубийства… Его жизнь всегда сопровождалась судорожной потребностью быть признанным.

Почему художники не способны быть счастливыми? Кажется парадоксальным, но боль, которую они испытывают, становится еще сильнее в периоды успеха. Возможно, такое происходит не со всеми художниками, наверняка есть исключения, но я замечаю, что в их душе есть какой-то узел, который невозможно развязать. Что это такое – я не знаю. Неудовлетворенность – это болезнь; глубокая и мрачная тоска обволакивает сознание и мешает мыслить позитивно. Я напуган.

Не воодушевляет меня и Сезанн, который хотя и был сыном банкира и не знал бедности, но так и не смог стать счастливым. Он тоже был в постоянном поиске чего-то, чего ему никогда не удавалось достичь, несмотря на его относительно спокойную жизнь на юге Франции. Он был замкнутым, раздражительным и подозрительным, не доверял даже близким друзьям. Его талант художника был признан, но слава пришла к нему только за два года до смерти. Злая шутка судьбы.

Мне не приходит на ум ни один художник, у которого была бы спокойная жизнь.

– Амедео, о чем ты думаешь? Ты выглядишь печальным.

– А у вас нет страха?

– Страха чего?

– Вы знаете хотя бы одного художника, скульптора, деятеля искусства, у которого была бы счастливая жизнь?

Джино смотрит на меня слегка растерянно, затем переводит взгляд на Мануэля; тот явно раздражен моим вопросом.

– Амедео, что ты понимаешь под «счастливой»? Это неопределенное понятие, оно зависит от конкретного человека.

– Художники, которых вы мне показали, определенно не были счастливыми.

– Амедео, «счастье» – это буржуазное слово. Для буржуа это удовольствие, отсутствие потребностей, потому что они всем удовлетворены.

– Нет, счастье – это отсутствие боли и страха.

– Эту фразу мог бы сказать старик. Ты молодой, почему ты думаешь о страданиях?

Я не могу об этом говорить. Я не могу им рассказать о своем самочувствии и о том, как я болел: чахоточный мальчик, лежачий больной, хуже старика. Я приехал в этот чужой город, чтобы сохранить в секрете свое состояние, и не хочу говорить им правду.

Мануэль продолжает:

– Для меня счастье – это возбуждение, любопытство, жизнерадостность, неожиданность и, прежде всего, поиск. Когда человек удовлетворен, часто он прекращает этот поиск.

– Значит, вы не боитесь?

– Чего? Бедности? Помешательства? Не быть признанным? Но это и есть самое прекрасное в жизни художника: риск.

– Я не нахожу в нем ничего прекрасного.

Мануэль кладет руку мне на плечо и сильно сжимает.

– Амедео, дай себе время. Вот увидишь, рано или поздно ты признаешь мою правоту, потому что поймешь, что значит искать свой путь.

Джино тоже пытается меня воодушевить:

– Мне не хватает энтузиазма, который есть у Мануэля, у меня совсем другая история. Но, несмотря ни на что, я не хочу быть печальным. И напуганным тоже. Страх мы создаем сами. Я расскажу тебе одну историю, которую ты наверняка уже слышал. Некий человек узнал свое будущее, предопределенное судьбой. Этот человек пытался всеми способами изменить его, но своими действиями добился только того, что пророчество сбылось. Понимаешь, о ком я?

– Эдип?

– Да. Царю Лаю предсказали, что однажды его сын Эдип убьет его. Что делает Лай? Устраняет Эдипа, избавляется от него. Но Эдипа усыновляет другая семья, он вырастает и тоже получает пророчество: он убьет своего отца и женится на своей матери. Чтобы избежать этого, Эдип уезжает от своих приемных родителей (которых считает настоящими) в другой город. Но по дороге у него возникает спор с незнакомцем, которого он убивает – не зная, что это Лай, его отец, – и после становится царем и женится на вдове Лая. Эдип убил своего отца и женился на своей матери. Пророчества, сделанные Лаю и Эдипу, сбываются именно потому, что оба сделали все, чтобы их избежать.

– И что из этого?

– Пророчество сбывается только потому, что оно было выражено. Пророчество заставляет события происходить. Если ты вобьешь себе в голову, что событие должно произойти, – оно произойдет. И если ты об этом будешь постоянно думать, вероятность увеличивается.

Я не очень согласен с утверждением Джино, мне оно кажется смелым и безосновательным.

– Это происходит в мифах, а не в реальности.

– Мифы создаются на основе реальности. Амедео, сначала есть реальность, а потом уже мифы, – последовательность именно такая.

Джино испытывает удовольствие от собственного воображения и своей способности создавать взаимосвязи.

– Возьмем Шекспира. Знаешь «Макбета»?

– Да, разумеется.

– Ведьмы делают предсказание Макбету. Они говорят ему, что он станет королем. До этого момента Макбет даже не думал становиться королем. Правильно?

– Правильно.

– Когда ведьмы это предсказывают, Макбет так сильно в это верит, что убивает Дункана, – и таким образом предсказание сбывается. Так он становится королем. Но это еще не все. Ведьмы советуют ему остерегаться Макдуфа – и Макбет истребляет его семью, хотя они были друзьями.