Остров, одетый в джерси - Станислав Востоков Страница 36

— А морковь-то еще не дошла! — думал я, гремя овощами в раковине.

— Ты и яблоки потом помой.

Раковина была такого размера, что в случае надобности в ней можно было помыться самому.

Чтобы достать яблоко, катающееся по дну, приходилось так сильно нагибаться, что создавалась опасность падения в раковину.

Одним точным ударом Эуленетт умудрялась разрезать яблоко сразу на четыре части. Причем, уже разрезанное, оно еще некоторое время стояло как совершенно целое, и лишь через секунду распадалось на дольки, раскрываясь как священный цветок лотос.

А Мриген все резал и резал свои огурцы. Огуречные семечки лежали на его усах, бледный огуречный сок стекал по щекам к шее.

— Для кого же столько огурцов? — думал я. — Не для зайцев ли?

Да только не слышал я что-то о редких зайцах.

Добив яблоки, Эуленетт открыла крышку какого-то пластмассового бака, похожего на мусорный. Под крышкой плескалась мутная светлая жидкость.

На баке было написано «соук».

— Какой это сок? — удивился я. — Не березовый ли?

Тут такой крепкий и обжигающий запах ударил мне в нос, что глаза над ним выпучились и надулись как воздушные шары.

Нет, это был не сок, а дезинфекционная жидкость, в которую после каждого кормления погружались кормушки.

Таков был один из способов борьбы с распространением возможной заразы.

— Помой кормушки и поставь башенкой.

— Зачем башенкой?

— Затем, что места на столе мало.

Я послушно вымыл кормушки и возвел на столе сооружение, которое походило на Сухареву башню.

Работал я осторожно, стараясь, чтобы башня вдруг не расползлась и не осела. Водрузив последнюю кормушку, я отступил, придирчиво осматривая сооружение.

Вдруг я понял, что в помещении стоит тишина.

Служители, бросив работу, глядели на мою Сухареву башню. И на нее действительно стоило посмотреть!

— Мама дорогая! — сказал кто-то.

И в ту же секунду кухня снова наполнилась гулом. Застучали ножи, загремели ведра, наполняемые овощами.

— Картошку обдираешь? — спросила Эуленетт.

И снова, видимо, от удивления, я ответил удивительными словами:

— У мастера в руке и топор поет!..

В ту же секунду передо мной возникла кастрюля, наполненная вареной холодной картошкой. Была та шишковата и сера, точь-в-точь как у нас. Я почему-то этому удивился.

Но, ведь, картошка — она и в Африке не тыква.

Я взял корнеплод в руки, и вдруг он выскользнул из шкуры и, совершенно белый от страха, ухнул в кастрюлю.

— Классно обдирает! — сказал парень по имени Доминик. И показал мне большой палец, облепленный луковой шелухой. — Во!

Смутившись, я взял следующую картошку, и она тоже вылетела из кожуры, как белое ядро.

Дело пошло быстро. Только от последней картофелины шкура никак не отделялась. Ее держали зеленые усы побегов, которые почему-то называют «глазками». И глазков этих было не два, а гораздо больше.

Эуленетт внимательно поглядела на ободранную картошку и сказала:

— Уэлл дан! — что можно перевести так: «Клево сбацал!»

— Правда? — обрадовался я и принялся шинковать салат, превращая твердые стебли и листья в зеленые лохмотья.

Но радовался я недолго. Как только Эуленетт отошла, Мриген придвинулся ко мне и, совершенно не глядя в мою сторону, сказал:

— Ты не очень радуйся, они тут «уелл дан» по любому поводу говорят. Огурцы порезал — «уелл дан», ведро на мусорку отнес «уелл дан». А сложно ли отнести ведро на мусорку?

Тут я, конечно, радоваться перестал и даже немного огорчаться начал.

Хорошо, когда тебя хвалят, но — если не все время. Без критики не увидишь перспективы для роста.

Это сейчас у них все «уелл дан», а правду они потом напишут, когда начнут характеристику сочинять.

В этот момент вернулась Эуленетт с хлебом в руках.

— Знаете, — сказал я, — без критики не видно перспектив для роста. Поэтому вы, если что не так, как-нибудь на это намекните. Говорите «уелл дан», а сами подмигивайте или знак какой-нибудь рукой делайте.

— Ладно, — сказала Эуленетт. — Вот, хлеб нарежь.

— Как нарезать? Ломтями или квадратиками? Могу треугольниками.

— Кубиками. Лемурам кубики есть удобнее всего, треугольники у них из лап выпадают.

— Понял, — ответил я. — Андерстенд.

А потом смотрю, хлеб-то — батон. Овальной формы. Как же его кубиками резать?

— Нарежу, — думаю, — полукругами. Полукруг и в руке держать удобнее. Ладонь все-таки больше полукруглая, чем квадратная.

Батон оказался большой, и резал я его долго. За это время успел и кухню оглядеть, и, главное, смотрителей.

На боку у каждого смотрителя висела блестящая железная гроздь, напоминавшая виноградную. Только составляли ее не ягоды, а ключи от клеток. Железная гроздь прибавляла смотрителям веса и в прямом, и в переносном смысле. Ее обладатель мог войти в клетку к лемурам, к лошадям Пржевальского и даже к гориллам.

Все служители были одеты в форменные свитеры с эмблемой зоопарка на груди. Свитеры были бордовые и голубые.

— Красиво-то как, — завидовал я. — Если бы мне предложили свитер, я бы взял голубой.

Но мне и бордового никто не предлагал.

Только один человек в зоопарке не носил свитеров. Видимо, не зря этого человека звали «Шеп», что значит — «рыжий». «Рыжий» обязательно должен чем-нибудь отличаться от других. «Шеп» отличался тем, что носил «джерси». Вместо эмблемы треста, грудь Шепа украшали национальные узоры.

Зато Шеп уважал резиновые сапоги. Он ухаживал за водоплавающими, а при такой работе непромокаемая обувь — первейшая вещь. Необходимо заметить, что Шеп принадлежал к пожилому поколению сотрудников зоопарка. И он давно уже был не рыжим, а седым как лунь.

Как раз, когда я резал батон, Шеп вошел в кормокухню «Мелких млекопитающих». Он всегда сюда заглядывал, когда кормил уток на пруду неподалеку.

— Леди и джентльмены! — крикнул Шеп. — Произошло событие огромной важности!

Ножи застыли над огурцами, яблоки, летящие в таз, повисли в воздухе.

— Меня, наконец, перестало пучить от молока!

Ножи вместо огурцов врезались в разделочные доски. Яблоки пролетели мимо таза и со звоном упали на кафельный пол.

— Х-о! Х-о! Х-о! — смеялся Доминик.

— О-х! О-х! О-х! — отвечала ему Эуленетт.

Не смеялся только Мриген, поскольку его тоже нередко пучило от молока, и он знал, что ничего смешного в этом нет.