Женатые холостяки - Эльмира Нетесова Страница 36

— Мама родная! Что ж вы так промедлили? Почему не поехали в роддом загодя? — с упреком глянул на хозяина и узнал Попова.

— Понимаешь, все спокойно было, а тут вдруг аврал. Сразу схватки, тут же воды отошли. Я к родам никакого отношения не имею. Был бы чужой, может, и решился б! Здесь же свой, страшно стало, — внимательно следил за всем, что делает Порва. Тот бережно помогал роженице и ребенку.

— Подожди, голубушка! Не тужься, набери силенок, не спеши! И помни, тужься ни резко, а плавно, чтоб порывов не было, — аккуратно взял в руки голову ребенка и сказал:

— Начинай вдох. На выдохе родим. Ну, с Богом! Не спеши, спокойно, моя хорошая! Вот так! Молодчина! Еще передышка! Все отлично идет, все хорошо!

Немного усилий и мы появимся полностью! Вот так! Ну, давай, покажи кого выносила! О, дочка! Какая красавица! Все в порядке! Лежи мамочка, дай все закончу! — перевязал пуповину ребенку, продул рот и нос, качнул пару раз, ребенок закричал.

— Все в порядке! — завернул ребенка в пеленку и оглянулся на звонок в дверь. Это приехала «скорая».

— Долгонько же вы собирались! Человек уже родился. А роженице помогите, не торопитесь уходить. У женщины детское место еще не отошло. Сделайте стимулирующий укол.

— Саш, ты как гинеколог, давай к нам, а то врачей катастрофически не хватает! — улыбались медики с неотложки. Они сделали укол, посмотрели на ребенка, запеленали. Присели ненадолго. Роженица вскрикнула от внезапной короткой боли. Это вышло детское место. Врачи вздохнули, что все обошлось без осложнений.

Александр Петрович пожелал роженице и ребенку здоровья, пошел к двери, но его нагнал хозяин, придержал за локоть, совал деньги.

— Ты что? Стебанулся ненароком? Кто за это деньги берет, да еще с соседа! Не забывай, ты не в морге! — отбросил руку Попова резко и вышел в дверь, не оглянувшись.

А через пару дней, вернувшись вечером с работы, выставил Никита мужикам целую сумку спиртного. Чего тут только не было! Коньяк и водка, вино и пиво, на любой вкус. От закусок стол ломился:

— За дочку! За знакомство и новоселье! За все разом! Пейте, мужики! — угощал Попов.

— А сам чего в стороне остался?

— У меня сегодня дежурство. В любую минуту могут вызвать. Не приведись малейший запах, неприятностей полные штаны навалят. И докажи, что не ишак.

— Твоим покойникам какая разница, пьяный или трезвый? Ты их распотрошил, зашил, и теперь не нужен. Их без тебя похоронят, лишь бы не перепутали трупы твои рабочие, — смеялся Порва.

Никиту передернуло от напоминания. Хотя давно это было, но нет-нет, да и прикалывались горожане к Попову, не подсунули ль им чужака.

…Привезли из «горячей точки» погибшего офицера. Не на вскрытие, попросили подготовить к похоронам, чтоб все честь по чести было. Человека помыли и побрили. Только одеть решили после обеда. И только по стаканчику пропустили, за двумя старухами родня приехала. Понятное дело, обед сорвали, стали торопить. Люди, не успев закусить, быстро захмелели и все перепутали. Одну из бабок запихали в военный гроб, а офицера в старушечий. Закрыли крышками всех. Покойников вскоре разобрали. Бабку до самой могилы сопровождали военные музыканты. А офицера — кучка старух и горсть бомжей. Все спешили. Шел промозглый дождь. Но на кладбище, так уж полагалось, открыли крышку гроба для прощания с военным и онемели люди, глазам не поверили. Как их боевой офицер вдруг превратился в дряхлую старуху. Ну, а с бабкой никто прощаться не хотел. Даже в гроб не глянули. Забили гвоздями понадежнее, опустили в могилу, спешно забросали землей и сразу потянулись к стаканам, хотелось помянуть усопшую, поскорее. Тут видят, по кладбищу бегом мчатся военные, с гробом и музыкой.

Бомжи и соседи старухи, не поняв в чем дело, на всякий случай по могилам расползлись. Ждут, что дальше будет? А военные давай бабкину могилу раскапывать, сами кого-то матом бранят.

— Сбесились вы что ли? Чего нашу старуху отрываете с земли? Мы ж ее только что урыли, — не выдержал один из бомжей.

— Не бабку, офицера закопали! Перепутали покойников работники морга! Заберите свою каргу! Вон, вместе с гробом доставили!

— Поначалу покажьте, наша ли там лежит?

Солдаты открыли гроб, боясь повредить бархат.

— Ой, Ксенька! Это ж надо как ты хорошо тут примостилася! Вся в бархате и шелке, в цветах и орденах. Это за что они тебе подвернулись? Хотела кучеряво зарыться и не дали? Эх, подруга, ни с нашим суконным рылом в чести канать. Хотя какая разница усопшему как хоронят, лишь бы землей засыпали, — говорила соседка бабки. Пока она причитала, старуху уже переложили из офицерского фоба, опустили в могилу, а военного спешно увезли, ославив работников морга на весь город.

Об этом случае целую неделю брехали торговки городского рынка, прибавив к случившемуся свои небылицы.

— А бабка, когда в ее родной гроб переложили, всем военным кулаком вслед грозилась и ругалась матерно, ей хотелось быть в чести похороненной, серед приличных мужиков! Да не обломилось! — брехали обыватели.

— Видать, по молодости озорной была! — хохотали торговки, понятливо перемаргиваясь.

Никите Попову эта путаница не обошлась даром. Уж куда только ни таскали человека, упрекали, стыдили, предупреждали и грозили. За неделю со всем начальством познакомился. А, выходя из кабинетов, говорил злорадно:

— И ты, бурдюк ишачий не минешь моих рук.

Впрочем, о патологоанатоме вскоре забыли. Горожане любили свежие новости. А Никита, уволив алкашей из морга, набрал новых работников, заранее зная, что через полгода и этих придется заменить на новых, потому как угощенья и чаевые быстро портят людей… Не все способны устоять и отказаться, выпив, держаться на ногах. Многие называли работу в морге вредной для человеков, а потому, мол, без выпивки здесь никак нельзя.

Никита спорил, убеждал в обратном, доказывал, что работающие здесь должны задуматься о вечном, подумать о душе и не оскорблять мертвецов пьяными рылами и скабрезными анекдотами. Но все его слова сыпались мимо слуха. Не умел Попов убеждать. И как говорило городское начальство, что не умел он подобрать кадры, потому что не разбирался в людях.

— Вот чудаки! Зачем мне в людях разбираться? Гляньте как спокойно и тихо они лежат! Никто пальцем не пошевелит, слова не обронит. Все тихони и ангелы! — подходил к бывшему директору рынка и, грозя пальцем, говорил:

— Притих, козел! А помнишь, как меня опозорил перед всей своей базарной сворой? Хотел я кусок мяса взять получше. Ну и решил пройти вне очереди. Толпа хай подняла. Ты мимо проходил. Помнишь, что сказал?

—¦ Трупной мухе мясо ни к чему. Пусть говно жрет и радуется!

— Теперь ты в моих руках. Я из тебя при желании такое могу изобразить, родня со страху стебанется, родные дети не узнают. А всего-то, маленькая подтяжка с внутренней стороны щеки и ты страшнее Квазимодо! — усмехается Попов.