Под сенью Молочного леса - Дилан Томас Страница 36
Под сенью Молочного леса - Дилан Томас читать онлайн бесплатно
Обед окончен.
Еще я помню, как под вечер на Рождество, когда, усевшись у камина, все уверяли друг друга, что это ничто, нет, просто ничто по сравнению с тем великолепным, снежным, нарядным от ягод падуба Рождеством с отменной индейкой, потрескивающим в камине огромным рождественским поленом и поцелуями под ветками омелы, когда они были детьми, а я, закутавшись в шарф, в школьной фуражке и перчатках, под скрип моих новеньких, блестящих ботинок выходил на улицу, в белый мир на прибрежном холме, и заходил к Джиму, Дэну и Джеку, чтобы вместе побродить по снежному безмолвию нашего городка.
Мы шагали по улицам, утопая в снегу, оставляя на исчезнувших тротуарах громадные, глубоченные следы.
— Спорим, будут думать, что тут прошли бегемоты.
— А что б ты сделал, если б увидел бегемота на Террас-роуд?
— Я бы вот так — раз! Перевалил бы его через ограду и покатил с горы, а потом почесал бы ему за ухом, и он завилял бы хвостом…
— А что б ты сделал, если б увидел двух бегемотов?..
С твердыми, как железо, боками бегемоты с ревом и грохотом, сокрушая все на своем пути, двигались нам навстречу сквозь крутящийся снег, когда мы проходили мимо дома мистера Даниэля.
— Давайте опустим мистеру Даниэлю снежок в почтовый ящик.
— Давайте напишем на снегу.
— Давайте напишем на снегу во всю лужайку: «Мистер Даниэль совсем как спаниель».
— Гляди, — говорит Джек, — а у меня пирожок со снегом.
— И какой у него вкус?
— Как у пирожка со снегом.
Или мы бродили по белому берегу.
— А рыбы видят, что идет снег?
— Они думают, что это падает небо. Затянутое одним сплошным облаком небо безмолвно плывет к морю.
— Все старые собаки разбежались.
Летом собаки сотни разных пород и мастей с визгом носились у самой воды, лая на хребты волн, совершавших набеги на берег.
— Спорим, сенбернару сейчас бы тут понравилось.
Мы — ослепленные снежным сиянием путешественники, заблудившиеся средь северных холмов, и нам навстречу трусцой спешат огромные псы, словно одетые в меховые воротники, с закрепленными на шее фляжками бренди, заливаясь звонким лаем: Выше! Выше!
Мы возвращались домой по бедным, пустынным, ведущим к морю улочкам нашего городка, где несколько ребятишек красными голыми пальцами копались в глубоком, исполосованном колесами снегу и посылали вдогонку нам свист и насмешки; и пока мы взбирались на гору, их голоса раздавались все тише и тише, пока совсем не слились с криками птиц у причала и сиренами пароходов там, в белой круговерти бухты.
Теперь, когда мы сидим у камина и жарим каштаны при еле мерцающем свете газового рожка, пришла пора небылиц. В долгие ночи — я не смел глянуть через плечо — гремя цепями, появлялись привидения, зажав свою голову под мышкой, и, точно совы, кричали: У-у-у, а в укромном уголке под лестницей, где щелкает газовый счетчик, прятались дикие звери!
— Однажды, — говорит Джим, — жили-были трое мальчишек, ну вот вроде нас, и в темноте они заблудились в снегу возле часовни Вифезды, и с ними стряслось…
Это было самое жуткое происшествие, о каком я только слыхал.
Помню как-то раз, за день или два до сочельника мы отправились распевать рождественские гимны; на небе не было даже самого крошечного осколочка луны, которая могла бы осветить порхающую белизну таинственных улиц. В конце одной длинной улицы был проезд, он вел к большому дому, и в тот вечер, в темноте, преисполненные страха, зажав на всякий случай по камню в руке, и слишком храбрые, чтобы вымолвить хоть слово, мы отправились по этому проезду. Проносясь над придорожными деревьями, ветер выл так, будто это хрипели в пещерах какие-то мерзкие старцы, у которых и вместо ног-то, может, были перепончатые лапы. Мы подошли к черной громаде дома.
— Что будем петь? — прошептал Дэн.
— «Слушайте вестника»? Или «Раз в год приходит Рождество»?
— Нет, — сказал Джек. — Давайте «Добрый король Вацлав». Считаю до трех.
Раз, два, три — мы запели. В запорошенной снегом мгле, окутавшей дом, где, мы знали, никто не живет, наши голоса звенели тонко, как бы издалека. Мы стояли у темной двери, тесно прижавшись друг к другу.
Глядел Вацлав, добрый король,
На праздник Стефана.
И тут в наше пение вступил слабый, дряхлый голос, похожий на голос человека, который давно ни с кем не говорил; слабый, дряхлый голосок с той стороны двери; слабый, дряхлый голосок из замочной скважины. Мы остановились только у нашего дома. В передней было светло и красиво; играл граммофон; мы увидели привязанные к газовому рожку белые и красные воздушные шары; тетушки и дядюшки сидели у камина; мне почудилось, что я слышу из кухни запахи разогретого для нас ужина. Все снова стало хорошо. Рождество сверкало над всем таким знакомым мне городом.
— Наверно, это привидение, — сказал Джим.
— А может, тролли, — сказал Дэн, который всегда читал.
— Пошли поглядим, может, там еще осталось желе, — сказал Джек.
Так мы и сделали.
Перевод О. Волгиной
На Хай-стрит стоял холодный белый день, и ничто не могло остановить ветер со стороны доков, рассекающий все на своем пути, потому что на месте приземистых и тянущихся ввысь магазинов, заслонявших город от моря, лежали теперь их останки в гладких могилах с мраморными узорами снега, с развалинами оград вместо надгробий. Собаки с осторожностью кошек, идущих по воде, словно лапы их были в перчатках, ступали по сгинувшим зданиям. Мальчишки со звонкими криками возились на бывших крышах стертых с лица земли аптеки и обувной лавки, а девчонка в мужской кепке бросала снежки в оцепеневшем заброшенном саду, который когда-то считался погребком и кладовой принца Уэльского. Ветер кромсал улицу, зажав в незримой руке рокот моря, напоминавший сдавленный стон сирены. Я видел покрытый пеленой холм, выступающий за пределы города, который нельзя было разглядеть прежде, и запорошенные пустоши крыш бульвара Мелтон и Уоткин-стрит, и переулка Фуллерс. С рыбой в корзинках, с плетеными сумками, прячась под зонтиками, таинственно набросив капюшоны, в меховых ботинках, оберегая окоченевшие носы и обветренные губы, загородив глаза, подобно ломовым лошадям, утонувшие в шарфах, утепленные рукавицами, упрятанные в галоши, надевшие на себя все, что можно, кроме разве что кошачьих одеялец, женщины стайками сновали по магазинам, скрипели по снегу некогда серой, превратившейся в маленькую Лапландию тусклой улочки, согревались дыханием, стояли в очередях и мечтали о горячем чае, а я начинал свои поиски по всему городку Суонси, холодному, вставшему затемно, в то нескладное февральское утро. Я вошел в гостиницу.
Доброе утро.
Швейцар не ответил. Для него я был лишь очередным снеговиком. Он не знал, что я разыскиваю кого-то, спустя четырнадцать лет, да и не хотел знать. Он стоял, поеживаясь, уставившись сквозь стекло гостиничной двери на снежинки, слетавшие с неба, как конфетти из самой Сибири. Бар только открылся, но уже один посетитель сопел и вздрагивал над целой пинтой полузамерзшей минеральной воды, пряча стакан в закутанной руке. Я пожелал ему доброго утра, а буфетчица, протиравшая стойку так самозабвенно, будто это был редкий, ценный фарфор местного производства, сказала первому посетителю:
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии