Спаси меня - Кристофер Харт Страница 36

Много воды утекло с тех пор, и теперь Бет другая: изменилась, стала лучше. Нет, правда. Просто тогда в ее жизни наступила черная полоса. Сейчас же она может спокойно остаться дома одна, без Майлза, и будет смотреть телевизор — включит какой-нибудь старый добрый фильм, сварит себе чашечку горячего шоколада и ляжет спать пораньше. Позже одиннадцати никогда не засиживается.

Вне всяких сомнений.

* * *

— Да, в довершение всех неприятностей — оккультизм. Видишь ли, мои родители…

Оказывается, у нее еще и престранные родители. Бет на что-то намекает, только вряд ли здесь подразумевается какая-нибудь деревенская похабщина типа насилующего ее отца в шапочке Бэтмена на ковре собственной гостиной. Нет, она получила изощренное, можно даже сказать, богемное воспитание. Иными словами, наследственность у Бет плохая. Большой обветшалый деревенский дом; куча братиков и сестричек; в облаках гашиша приходят и уходят многочисленные любовники родителей; тантрический секс. Как тут не вырасти медиумом. Понятно теперь, почему она видела привидение. А может, со своим отражением спутала: одинокий ребенок на лестнице, явившийся пугать нас. Обоих.

А еще Бет довольно приличная актриса. Я как-то раньше об этом не задумывался. В Дублине она сыграла герцогиню Мальфи, а в «Манчестер Эксченч» — Сесиль Кардью из «Как важно быть серьезным» Оскара Уайльда. Правда, спектакли были не часто, и в промежутках она ходила по подиуму.

— А Майлза ты любишь?

Мой вопрос, похоже, застиг ее врасплох.

— Что? А-а… Да, конечно.

— Когда поженитесь?

— Когда-нибудь. Я пока не задумывалась. — Сидит строгая, равнодушная. — Знаешь, ты все-таки безнадежный романтик.

— А я тебе скажу, что романтика так же жива, как Иисус Христос, — просто все зависит от убеждения. Знаешь, кто-то верит в Бога, а я верю в настоящую любовь.

В ответ она лишь улыбается.

— Я для себя давно решила: главное — остепениться и перестать гадить в души людям.

Так и подмывает сказать: «Да? Как все у тебя просто…»

— Да, а как ты назовешь — извини, конечно, но думаю, я все же имею право поинтересоваться, — как ты назовешь тот случай, когда ты вызвала меня в гостиницу, чтобы я оказал тебе профессиональные услуги? Как, по-твоему, это называется?

— О, просто дурь нашла. Ты ведь сам знаешь, я сумасшедшая и доверять мне нельзя. Хорошо, ты прав. Не было это случайностью. Я искала парня для компании — просто хотела куда-нибудь сходить, а Майлз был занят. Подключилась с ноутбука к Интернету и — бац! — твоя милая мордашка. То-то я удивилась. И я не утерпела — вызвала тебя. Посмотреть, что получится. — Бет вглядывается в мое лицо, стараясь понять, что же я чувствую; берет меня за руку. — Прости, пожалуйста. Ну согласись, ведь смешно вышло, да?

На редкость.

Только опять что-то в ее голосе навело меня на подозрения, что врать наша хитрюга еще не научилась.

Выходит, мне не позавидуешь: мало того что я конченое ничтожество — женщина, которую я, кажется, люблю, ничуть не лучше.

— И еще знаешь что, — осторожно, будто сомневаясь, говорит Бет, — не всякая любовь романтична.

— Ага, только та, что проходит с возрастом, — язвительно замечаю я. — Та, что умирает во цвете лет, как юные любовники из Вероны. Любовь, что вспыхивает и тут же гаснет, как огонь без дров. Чувство, не знающее старости и покоя. Когда оно приходит, ты вдруг понимаешь, что только теперь начал жить. Тебе хочется заключить весь мир в объятия и держать так вечно. Правда, длится такая любовь не дольше дня. Она приходит, и влюбленные сгорают от поцелуя, иногда обретая бессмертие. Она приходит, и до смерти хочется сам не знаешь чего. Это философия поэтов и мечтателей, которые всю жизнь ищут и не находят, любят и не обладают, — вот она какая, романтическая любовь. Теперь с ней знаком и я.