О Шмидте - Луис Бегли Страница 36

Тогда что не так? Это же просто идиллия. Или она хочет, чтобы ты развелся?

Она говорит — знает, что слишком молодая для меня. Конечно, я сказал ей, что никогда не уйду от Элейн. Я не просто люблю Элейн — мне нравится наша совместная жизнь. Девочка, несомненно, достаточно умна, чтобы это понять.

Может, она тебе не верит. В любом случае, есть, по-моему, такая категория женщин, которых ничего не смущает в том, чтобы жить с мужчиной, который годится в отцы. Особенно если он богатый и знаменитый, как ты. Тому куча примеров.

Ясно. Но обычно они все же постарше моих дочерей и немного чокнутые.

А твоя?

Моя не чокнутая. Я бы сказал, она просто милое сладострастное дитя.

Тогда я снова спрошу, что здесь не так?

Двуличие. В смысле супружеской верности репутация у меня неоднозначная, но я ее не заслуживал. Можно сказать, что я изменял Элейн, лишь когда забывался. Она всегда в моих мыслях, что бы я ни думал и что бы ни делал. Если бы я только мог привести мою девочку в дом второй женой!

Элейн это могло бы понравиться.

Да она бы взбесилась. А Лилли? А Нина с Лайзой? Знаешь, эти две без ума от Элейн. Против меня сразу выстроится мощный фронт.

Ну да, линия Мажино. [31]Тогда, может быть, единственный выход — это прекратить? Если она у тебя такая умница, то все поймет — объяснись с ней. Можешь даже познакомить ее с кем-нибудь более подходящим. Вроде меня, только помоложе!

Но я не хочу прекращать! Это все равно что растоптать клумбу! Если бы не замечать этой двойственности, но я не могу! А в остальном со мной случилось настоящее чудо. Я будто заново родился: за какие-то качества, которых и не знал, мною восхищается, меня хочет женщина, которая просто ангельски прекрасна, но притом реальна! Ты ведь знаешь, как у меня обычно. Я важный человек и много о себе понимаю, все дни разрезаны на кусочки по тридцать минут для встреч с другими важным персонами, уик-энды — все здесь или на Побережье, отпуска Элейн планирует за много месяцев — как этот рождественский вояж с нашими обычными идиотами; в промежутках — покупательские оргии, оплата счетов, а каждые полтора года или около того — обязательная истерия в связи с новым фильмом, который, и так понятно, будет вполне себе ничего. Думаешь, легко взять и выбросить эту новую радость из моей жизни? Может ли такой опыт, совершенно не отравленный моим вечным «я», когда-нибудь повториться?

Ага, видения ушедшей юности?

А это особая статья. Долго ли я смогу поддерживать такой ритм, то есть физически? И что будет, когда я устану?

Ну сколько-то ты протянешь, особенно, если не всегда будешь в Нью-Йорке. А кстати, ты ревнуешь ее? То есть тебе не все равно, один ли ты у нее?

Не смею на это претендовать. Она задала мне однажды почти тот же вопрос, хочу ли я, чтобы она была мне верна. Я сказал, что это было бы несправедливо, поскольку я ей не верен. Это ее так потрясло — пришлось объяснить, что я имел в виду только Элейн.

Шмидт не нашелся, как реагировать на такое признание, и задумался. Через миг молчание нарушил Гил.

Ну так а что с тем мужиком? Ты собираешься звонить в полицию?

Может, завтра. Слишком устал. Куда спешить? Он сейчас может быть где угодно, включая, например, мой задний двор. Рассказать мне про него особо нечего. Я встретил его — если это можно так назвать — в автобусе. Он сел рядом со мной и вонял. Дотронуться до него я бы, наверное, не смог. Думаю, он заметил мое отвращение и взялся меня терроризировать. Не вхожу в подробности, но и так понятно. Я видел его еще раз, через окно из «О'Генри», и пережил такой же ужас. И как понимать сегодняшнее? Совпадение? Он искал дом с незапертой дверью, его привлек мой, и на крыльцо мне он нагадил от досады? А может, он преследует меня, потому что знает, что я его боюсь? В любом случае, не нравится мне все это.

И мне не нравится. Дай мне знать, что решишь предпринять.

После ухода Гила Шмидт налил себе большой стакан бренди. Уже не в первый раз, выслушивая горести своих друзей, он думал, как было бы хорошо, если бы его жизнь омрачали только подобные беды. С другой стороны, появление того человека — это уже не чья-нибудь, а его, Шмидта, головная боль. Стыд и бессилие! Надо ли позвонить в полицию и призвать сержанта Смита избавить его от бродяги, испражняющегося под дверью? Или более достойно взять монтировку, как Гил, или топорище, которое есть в доме, и, когда тот псих начнет снова откалывать свои штуки, вышибить ему мозги? Нет, не хватит духу: загадочный бродяга деморализовал его; тот же эффект, который Шмидту никогда не приходилось наблюдать, производит на кролика взгляд удава. Убить двух зайцев — было в этом выражении что-то порочное, но бренди уже не позволяло понять что. И ладно: на острове посреди Амазонки он спокойно скроется и от бродяги, и от натужного рождественского веселья.