Шоколад на крутом кипятке - Лаура Эскивель Страница 36

За спором с Росаурой Тита не переставала щипать лепешку, накрошив целую горку. С яростью ссыпав крошки на тарелку, она выскочила во двор покормить кур, чтобы тут же вслед за этим заняться приготовлением фасоли. Все веревки на дворе были заняты белоснежными пеленками Эсперансы. Это были распрекрасные пеленки: домочадцы долгими вечерами с любовью расшивали их по краям. Ветер раздувал их, и от этого казалось, будто по двору перекатываются пенящиеся волны прибоя. Тита едва оторвала от них взгляд. Ей надо было отрешиться от мысли, что девочка впервые ест без нее, если она не хочет, чтобы приготовление обеда пошло прахом. Тита бросилась в кухню и снова принялась за фасоль.

Покрошенный лук жарят на жиру. Когда он подрумянится, добавляют перетертые широкие перцы-чиле и соль по вкусу.

Когда подливка готова, в нее добавляют фасоль вместе с мясом и шкварками.

Мысли о маленькой Эсперансе не выходили у Титы из головы. Когда она сыпала в кастрюлю фасоль, она вспомнила, как нравится девочке фасолевый отвар. Чтобы дать его племяннице, она усаживала малышку на колени, повязывала ей на грудь большую салфетку и кормила с серебряной ложки. Какую радость она испытала в тот день, когда услышала стук ложки о первый зубок Эсперансы! Сейчас у нее появились еще два зубика. Чтобы их не повредить, Тита кормила ее с превеликой осторожностью. Хорошо, если бы Росаура учитывала это. Да разве она способна! Разве хоть раз до этого она кормила ее? Приготовила хоть раз ванну с листьями салата-латука, чтобы маленькой спокойно спалось до утра? Разве умела одевать, целовать, обнимать, баюкать, как это делала Тита? Она подумала: может, и впрямь самое лучшее покинуть ранчо? Педро разочаровал ее. Росаура в отсутствие Титы сможет наладить свою жизнь, и девочка рано или поздно привыкнет ухаживать за родной матерью. Если Тита еще больше привяжется к ней, она будет страдать так же, как страдала по малышу Роберто. Тита не имела к ней отношения, это была не ее семья, в любой момент ее могли выкинуть из дома с той же легкостью, с какой выкидывают какой-нибудь камешек из фасоли, когда перебирают ее. В то же время Джон предлагает ей создать новую семью, которой никто не сможет ее лишить. Он человек замечательный и очень ее любит. Со временем ей нетрудно будет по-настоящему полюбить его.

Ее размышления прервало дикое кудахтанье кур. Казалось, что они спятили или поголовно превратились в боевых петухов. Они клевались, пытаясь завладеть последними кусочками лепешки, рассыпанными на земле. Они лягались и беспорядочно носились по двору, с яростью нападая одна на другую. Среди них выделялась одна, самая злая, пытавшаяся выклевать глаза подругам и забрызгавшая кровью наибелейшие пеленки Эсперансы. Перепуганная Тита попыталась остановить схватку, выплеснув на дерущихся ведро воды. Добилась она лишь того, что куры взбесились еще больше, драка превратилась в настоящее побоище. Куры образовали круг, внутри которого они стали с невероятной скоростью носиться одна за другой. Теперь их неудержимо несла сумасшедшая энергия собственного бега, ни одна из них не могла вырваться из вихря перьев, пыли и крови, который все с большим напором кружил и кружил, пока не превратился в могучий смерч, сметавший все, что попадалось на его пути. А в первую очередь это были пеленки Эсперансы, развешанные во всех уголках двора. Тита попыталась некоторые из них спасти, но едва потянулась к ним, как была захвачена мощным торнадо, который поднял ее на несколько метров, заставив сделать смертельные сальто под перекрестными клевками, и с силой перебросил ее на другой конец двора, где она шмякнулась оземь, будто какая-нибудь картофелина.

Ни жива ни мертва, Тита лежала, прижавшись грудью к земле. У нее не было желания подняться. Если смерч снова ее подхватит, куры наверняка оставят ее без глаза. А куриный вихрь, буравя двор, сотворил глубокий шурф, в котором на веки вечные и сгинуло большинство кур. Земля поглотила их. Страшную эту сечу пережили лишь три лысые, кривые на один глаз хохлатки. А из пеленок — ни одна.

Отряхиваясь от пыли, Тита оглядела двор: от кур не осталось и следа. Но больше всего ее озаботило исчезновение пеленок, которые она вышивала с такой нежностью. Надо было как можно быстрее заменить их новыми. В общем-то, если подумать, теперь это была не ее забота — Росаура ведь ясно сказала, что не желает ее видеть подле Эсперансы. Вот и пускай сама занимается своими делами, а у Титы и своих хлопот полон рот. Сейчас, к примеру, самое время закончить приготовление обеда для Джона и его тетушки Мэри.

Она поспешила на кухню поглядеть, не готова ли фасоль, и каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что за все эти долгие часы фасоль на плите так и не разварилась.

Нечто из ряда вон выходящее творилось на ранчо. Тита припомнила, как Нача говорила, что, когда две или больше кумушек спорят, готовя тамали (Острое кушанье из маисовой муки с кусочками мяса, в обертке из бананового листа), они так и остаются сырыми. Их могли варить дни напролет, но они все такими же и оставались, а все потому, что кумушки злились. В этих случаях надобно было тамалям что-нибудь спеть, чтобы они развеселились, и тогда они быстренько доваривались. Тита подумала, что то же самое случилось и с ее фасолью, которая подслушала их спор с Росаурой. И ей не осталось ничего другого, как попытаться сменить печаль на радость и спеть фасоли что-нибудь ласковое: времени оставалось всего ничего, а обед для приглашенных готов не был.

Самое верное было вспомнить какую-нибудь превеликую радость и во время пения держать ее в уме. Тита закрыла глаза и запела вальс:

Я счастлива с той первой встречи,

тебе любовь я отдала

и душу чистую в тот вечер…

В ее сознании пронеслись картины первой встречи с Педро в темной комнате: нетерпеливая страсть, с которой Педро снимал с нее платье, отчего всю ее плоть пронизало жаром, едва он коснулся своими пылкими руками ее кожи. Кровь запылала в ее жилах, сердце исторгало всплески желания. Мало-помалу горячка пошла на убыль, уступив место бесконечной нежности, успокоившей их разгоряченные души.

Тита напевала, а фасоль порывисто булькала, пропитываясь собственным отваром, и стала разбухать, чуть ли не лопаясь от довольства. Открыв глаза, Тита подцепила вилкой одну из фасолин и попробовала ее — варево было в самый раз готово. У нее оставалось еще время, чтобы до прихода тетушки Мэри почистить перышки. Весьма довольная, она покинула кухню и направилась к себе, чтобы принарядиться. Сперва надо было почистить зубы. Кувыркание на земле, которое ей пришлось пережить во время куриного урагана, привело к тому, что на зубах у нее скрипел песок. Она набрала щеткой порошок и стала с ожесточением полировать зубы.

В школе ее научили делать такой порошок.

Для его приготовления берут пол-унции (Мера веса, чуть меньше 30 граммов) винного камня, пол-унции сахара и пол-унции кости каракатицы, а также две драхмы (Мера веса, равная одной восьмой части унции, приблизительно 3,594 грамма) флорентийского ириса и драцены, все это измельчают в порошок и перемешивают.

Объяснила детям, как самим делать зубной порошок, учительница Ховита, маленькая хрупкая женщина. Она была наставницей Титы в течение трех лет. Все ее долго вспоминали, не столько из-за тех знаний, которые от нее получили, сколько потому, что она была прелюбопытнейшим существом. Рассказывали, что в восемнадцать лет она осталась вдовой при сыне. Она так и не пожелала приискать ему отчима и по собственной воле прожила остаток дней в безбрачии. Одному Богу ведомо, в какой мере она от этого выиграла, в какой мере проиграла, но только с годами бедняжка тронулась рассудком. Чтобы отрешиться от дурных мыслей, она истязала себя работой. Ее излюбленное изречение было: «Лень — мать всех пороков». Сама Ховита без передышки трудилась с утра до ночи. С каждым днем она работала все больше, а спала все меньше. Со временем домашних хлопот ей стало мало, и для успокоения души она стала выходить из дому в пять часов утра подметать тротуары. Начинала со своего, а после мела и соседские. Постепенно круг ее деятельности расширился до четырех кварталов, и вот так мало-помалу — in crescendo — она дошла до того, что перед тем, как идти в школу, навострилась подметать в Пьедрас-Неграс все тротуары. Порой в волосах у нее застревали клочки мусора, и дети насмешничали над ней. Тита, глядя в зеркало, заметила, что ее облик смахивает на облик учительницы Ховиты. Может, единственно из-за того, что после всей этой катавасии в волосах у нее запутались перья, только Тита не на шутку переполошилась. Она никоим образом не хотела превратиться в еще одну учителку Ховиту! Тита стряхнула перья и, взяв гребенку, с силой расчесала волосы перед тем, как спуститься к Джону и его тетушке Мэри, — об их появлении на ранчо оповещало тявканье Пульке. Тита встретила их в гостиной. Тетушка Мэри была точно такой, какой она ее представляла, — деликатной и приятной сеньорой в летах. Несмотря на годы, она выглядела безукоризненно.