Золотые века - Альберт Санчес Пиньоль Страница 36

С человеком, который только что потерял сына, говорить невозможно. Любые доводы в пользу твоей невиновности сделают тебя еще более виноватым в его глазах. Жорди Жуану остается только уклоняться от яростных ударов. К счастью, на улице появляется наряд городской полиции. Внушительный вид новых униформ влияет на пакистанца или индуса, и его гнев сменяется безутешным плачем.

Пока отец устраивается в машине „скорой помощи“, полицейские берут показания у Жорди Жуана. Они ведут себя вежливо и даже любезно. Полицейские просят его поехать вместе с ними в больницу, но в их просьбе нет и тени приказа. Жорди Жуан садится в их автомобиль, однако тут совершенно банальная деталь возмущает его до глубины души: его сажают на заднее сиденье, и из-за этого он вдруг чувствует себя виноватым. Возможно, именно поэтому его бесит фраза, брошенная водителем:

— Не везет так не везет, черт тебя подери.

Ну конечно! Эти два агента были уверены в том, что воскресное дежурство не доставит им хлопот, а тут вдруг на них свалился мертвец, да и вся бумажная волокита, с этим связанная, в придачу.

— А я-то думал, что вам платят надбавку за работу в выходные, — говорит Жорди Жуан, не скрывая своего ехидства.

Второй агент оборачивается. Это весьма привлекательная блондинка. Она парирует строгим тоном:

— Мы имели в виду, что смерть в девять лет — это против правил.

Однажды, много лет тому назад, Жорди Жуан дал себе слово, что он никогда не опустит глаз перед полицейскими, но сейчас он его нарушает.

По прибытии в больницу полицейские ведут себя достаточно тактично и помогают своему подопечному избежать встречи с отцом ребенка. Они записывают показания Жорди Жуана и оставляют его одного в кабинете. Не проходит и пяти минут, как появляются врач и медсестра, не отличающаяся красотой. Доктор толстоват и лыс, он напоминает Жорди Жуану учителя математики, который вел у них уроки в старших классах. Тому есть несколько причин: врач обладает той же способностью выглядеть одновременно лысым и растрепанным, его пальцы тоже короче сигарет, которые он курит, а очки подошли бы мышонку из мультфильма.

— Я сам все прекрасно знаю, не надо меня учить, — начинает разговор доктор. — Врачи не должны курить. А вам известно, что ацтеки считали табачный дым божественным?

Медсестра укоряет его:

— Ну вот, вдобавок вы еще и рекламируете табак.

— Никогда не пытайтесь ухаживать за медсестрами, — смеется врач. — Пациенты целыми днями щиплют их за задницу — и ничего! Зато они устраивают тебе разгон, если только твои руки пахнут никотином.

Хотя медсестра напускает на себя строгий вид, она восхищается доктором. Они еще ни разу не переспали, и, несомненно, этого никогда не случится в будущем. Не вызывает сомнения и другое: перед ним хороший врач и прекрасная медсестра. Жорди Жуан также отдает себе отчет в том, что их дружеский тон — не более чем способ разрядить напряженную атмосферу. Однако понимание их тактики с его стороны не идет в ущерб эффективности этого приема. Жорди Жуан спрашивает, действительно ли мальчик умер, и, поскольку врач уходит от ответа, понимает, что так оно и есть. Потом наступает момент рассказать, как все произошло. Как зеркало ударило ребенка по затылку, какие меры он принял. Как пытался сделать массаж сердца, чтобы мальчик не умер.

— Вы когда-нибудь раньше проводили массаж сердца?

Все, что знает Жорди Жуан о реанимации, он почерпнул из телевизионных программ.

— Вы действовали достаточно энергично? — продолжает врач.

— Мне кажется, да. И без медицинского образования было очевидно, что ребенок умирает.

Доктор присаживается, но не на стул, а на краешек стола. Одна его нога повисает в воздухе, он сгибает ее в колене. Врач постукивает кончиком карандаша по блокноту, но ничего там не пишет.

— Да, конечно.

Этих слов для Жорди Жуана достаточно, чтобы понять, что он попал в расставленную ловушку, хотя еще не знает в какую. Его сомнения продолжаются недолго.

— Если рана была только на голове, зачем вы массировали ему грудную клетку?

Доктор сейчас находится в своем царстве. За пределами больницы он обычный человек, который по утрам едет на метро в толкучке среди прочих людей, но здесь, в больнице, он — бог. Нет, гораздо больше, чем бог. Если бы Господь когда-нибудь оказался в одной из палат, этот врач в очках со стеклами, как будто сделанными из бутылочных донышек, стал бы для него начальником до самого момента выписки.

— А знаете ли вы, к каким результатам может привести слишком сильное давление? Ребра ломаются, происходит внутреннее кровотечение, и жертва неминуемо погибает.

За все это время медсестра даже рта не раскрыла. Она восхищается своим кумиром и с трепетом внимает его словам, произносимым уверенным и не терпящим возражений тоном. Ей даже не приходит в голову сделать ему очередное замечание, когда доктор откладывает в сторону карандаш и зажигает вторую сигарету.

— И человеку без медицинского образования должно быть очевидно, что грудная клетка у ребенка более хрупкая, чем у взрослого.

Жорди Жуан приходит в ярость, но отдает себе отчет в том, что причина его негодования заключается в справедливости слов врача. Что он может на это возразить? Решительно ничего.

— Выйдите, пожалуйста, за дверь, — велит ему врач. — Выйдите и подождите там.

Некоторое время Жорди Жуан сидит в некоем подобии приемной. Он слышит голоса доктора и медсестры, но не может расслышать ни слова. Невыносимее всего для бедняги понимать, что именно сейчас ему выносят судебный приговор. „Ненавижу этот больничный запах“, — думает он, но уже в следующую секунду осознает, насколько все люди подвержены стереотипам: в двадцать первом веке больницы уже давно не пахнут больницей.

Когда врач появляется в дверях кабинета, Жорди Жуан встает со своего стула, но не успевает даже раскрыть рта. Доктор спешит и не собирается терять на него свое время. Добродушный курильщик, который по-приятельски беседовал с ним раньше, куда-то исчез; теперь врач ведет себя совсем по-другому:

— Сейчас я не могу уделить вам ни минуты.

Жорди Жуан хочет что-то сказать, но доктор на ходу кричит ему:

— Сидите здесь! И не уходите никуда, пока я не вернусь.

Жорди Жуан повинуется и только минуту спустя испытывает унижение. У него не было ни малейшего желания ехать в больницу, и вот теперь, попав сюда, он перестал быть полноправным гражданином и превратился в существо подневольное. Ему отдают приказания, и, что гораздо хуже, он выполняет их.

Доктор открывает двустворчатую дверь и выходит из приемной. Через круглые окна из толстого пластика, похожие на иллюминаторы, Жорди Жуан может наблюдать за происходящим в соседнем помещении.

Доктор обращается к отцу ребенка, потом к остальным собравшимся. В больницу пришла вся семья пакистанцев. У женщин в носу серьги, их головы покрывают алые и лиловые покрывала. Они взывают к небесам, вернее к больничному потолку. Некоторые теряют сознание и падают на пол, другие родственники успевают подхватить их раньше, чем они коснутся линолеума. Совершенно очевидно, что в таких выражениях скорби есть доля театральности. Однако это ничуть не помешало бы им растерзать виновника беды, если бы они смогли заполучить его в свои руки.