Мильтон в Америке - Питер Акройд Страница 36

«Это место, сэр, зовется Мачапкуэйк?» — «Нет. Оно зовется Нью-Мильтон». — «Простите, сэр. Понятно, что теперь правим мы, англичане, однако носило ли оно это название прежде, при индейцах?» — «Да, вероятно». — «Значит, я ваш новый сосед. Я купил землю по ту сторону реки, называемой Сепаконетт. Но это название тоже поменяется». — «И каково будет новое, мистер Кемпис?» — «Мэри-Маунт». — «Мэри-Маунт?» — «В честь Пресвятой Девы, сэр. — Я сделал шаг назад, а у братьев, меня окружавших, вырвался глухой стон. Кемпис усмехнулся. — Да вы, сдается мне, иной веры? Что ж, земли здесь обширные. Места хватит всем». — «Простите, мистер Кемпис. — Я сохранял спокойствие, подобно Езекии перед язычниками. — Нам нужно вернуться к богослужению. Мы как раз слушали превосходную проповедь об идолопоклонстве». — «Занятная тема. Что ж, будьте здоровы, мистер…» — «Мильтон. Джон Мильтон». — «Весьма вам обязан, мистер Мильтон».

Судя по звукам, он отвесил очень церемонный поклон, отчего его побрякушки вновь зазвякали, но позже Гусперо сказал, что он ухмыльнулся прямо мне в лицо. Ну да, ему были хорошо известны мое имя и репутация. Затем он взгромоздился на лошадь и с громким «ура!» отбыл во главе своего войска.

Когда процессия двинулась через наш городок, мои соседи во Христе оставались спокойны, но потом разом послышался тревожный шепот. «Что их напугало, Гус?» — «Три фургона, сэр. С индейскими женщинами. Продолжать?» — «Мне боязно. Однако продолжай. — Ропот братьев сделался громче. — Какие еще ужасы тебе открылись?» — «Двое священников в черном». — «Достойно преисподней». — «Они несут статую Девы Марии». — «Мерзопакость. Этого нельзя терпеть». — «Они едут верхом и настроены довольно весело. Ох. Один из них вас благословил».

Сознаюсь, дорогой Реджиналд, я не удержался и сплюнул. Тем же вечером я созвал в свое скромное обиталище Морерода Джервиса, Аллилуйю Дикина и Хранима Коттона; они привели с собой Греханета Джоунза, работника с фермы, который, прежде чем осесть в Новой Англии, путешествовал по Виргинии. Вероятно, до него там доходили слухи о Ралфе Кемписе, и я жаждал подробностей. «Поведай мне, — попросил я, — об этом распутнике. Этом безмозглом олухе». — «О ком, сэр?» — «Этом римском своднике, Кемписе». — «Он один из многих папистов в Джеймс-Тауне, сэр. Город набит ими под завязку. Наша подлинная английская кровь сохнет от тамошнего зноя, но папистам он только на пользу». — «Удивляться нечему. Они не настоящие англичане. Просто раскрашены, наподобие индейцев. — Я невольно улыбнулся. — Purpurea intexti tolluntaulea Britannb·. Дикин, убитый горем, выдавил из себя едва слышное «Аллилуйя». — «О том же и я говорю, — пробормотал Храним Коттон. — Все выряженные в пурпур и бритые». — «Истинно, — добавил Морерод Джервис, — извращенное племя».

Но мне не терпелось узнать больше. «Греха - нет, я томлюсь». — «Подкрепляющего, сэр?» — «Нет, нет. Сведений, и побыстрее». — «Думаю, сэр, Кемпис — из виргинских плантаторов. Я видел, один фургон у него нагружен табаком». — «Но достоверно ты о нем ничего не знаешь?» — «Нет, сэр. Я всего лишь простой работник и думал только о том, как бы поскорее унести ноги от этих бешеных католиков». — «И вот это чудовище, эта семиглавая гидра, затаилась среди нас. Вы навели справки, мистер Джервис, о покупке земли?» — «Мне сказали, что у него письмо от короля, и губернатору пришлось дать ему патент».

Из самых глубин моей души, дорогой Реджиналд, вырвался вздох. «Итак, отныне нам придется у прямо у своего порога вести битву с гордыней, излишествами, пьянством, распутством и прочими пороками, присущими римскому суеверию. Бог живой значит для них не больше, чем глупый идол». — «Видели вы идола, которого они таскают с собой? — Негодование Аллилуйи Дикина было вполне оправдано. — Они только что не волочат его по земле, словно какую-то размалеванную скво». — «Да-да, в самом деле. — Мне стоило усилий говорить тихо. — Несомненно, вскоре мы получим богатые ризы и яркие алтарные покровы, картины и образа, развеселые представления и церемониальные установления — все тот же старый глянец и торжество плоти». — «А эти священники, сэр, вдвоем на одной лошади, будто из таверны возвращаются». — «Блудницы мужского пола на своих зверях. Образ из Откровения. Уверен, они распутничают и беспробудно пьянствуют, как все прочие самозванные пастыри. Однако, джентльмены, мы находимся в пустыне и должны соблюдать осторожность. От папистской веры недалеко и до чернокнижия…»

Меня прервал Гусперо, который, насвистывая, вошел в комнату. Он вложил мне в руки листок. «Это от мистера Кемписа, сэр. — Я со стоном уронил бумагу, но Гусперо, не переставая свистеть, подобрал ее и вернул мне. — Письмо, сэр. Распорядитесь прочесть?» — «Не знаю, хватит ли у меня сил выслушивать папистские заклинания». — «Тогда сжечь?» — «Нет, дурень. Читай. — Я услышал, что он ломает печать. — И будьте добры, погромче, сэр». — «Это точно от него самого. Подпись очень размашистая». — «Пусть бы он подписался собственной кровью». — «Он почтительно вас приветствует и шлет нижайший братский поклон. Затем он, с должным уважением, приглашает вас присутствовать на церемонии». — «Церемонии? Какой еще церемонии?» — «Учреждение — то ли это слово? Учреждение Мэри-Маунт».

Разумеется, я отказался участвовать в этом, как и в любом подобном, балагане, но мой суровый долг заключался в том, чтобы разведать, в чем состоят идолопоклоннические ритуалы, которые подготавливаются на самых наших границах. Поэтому я отправил мальца вместо себя. «Ты в самом деле желаешь внедриться в самую их гущу? — осведомился я. — Хватит ли духу?» — «По мне, сэр, они не дураки повеселиться». — «А повеселившись поселиться и провонять всю округу. Тебе надлежит помнить: не все то золото, что блестит. Не покупайся на их хитрости, Гусперо, как покупаются индейцы на бусы и стекляшки. Будь начеку».

3

И все же Гусперо восхитили всадники, которые, громко распевая и прихлебывая из фляжек, проехали по городу; в Нью-Мильтоне настолько недоставало веселья и красок, что порой он напоминал серую заплату на цветущем зеленом ковре. Поэтому Гусперо предпочитал проводить время с индейцами, терпеливо изучал их язык, обычаи и интересовался тем, как они жили до прихода англичан. Они рассказывали ему о призрачных воинах — за их стремительным бегом до сих пор можно было наблюдать иной раз ночью в глухих лесах; питались они корой и гнилой древесиной, дневные часы проводили скорчившись где-нибудь как больной зверь, ночью же гонялись с призрачным луком и стрелами за тенью добычи.

В таких историях Гусперо находил больше подлинности и интереса, чем во всех проповедях Аллилуйи Дикина или Хранима Коттона. Постный вид, деланые манеры, темные одежды и линялые воротнички братьев по сути совершенно не вязались с окружением. Гусперо чувствовал, что они здесь либо вымрут, либо тем или иным способом подчинят обстановку своей воле. Лишь женитьба на Кэтрин Джервис примиряла его с жизнью в Нью-Мильтоне — супруги владели деревянным домиком поблизости от жилища Мильтона, вместе обслуживали слепца и состояли у него компаньонами. Когда в Нью-Мильтоне появился Ралф Кемпис со своими спутниками, Гусперо ощутил себя на седьмом небе: наконец-то здесь поселились англичане, которые, судя по всему, умели сделать из жизни в пустыне праздник, носили, как индейцы, яркую одежду и распевали среди ручьев и деревьев.