Бездна - Кристоф Оно-Ди-Био Страница 35

Каттелан? Я ринулся к нему. Этот силуэт, тонкий, как спичка… этот длинный нос Пиноккио, эта мания дурачить людей… К одной журналистке из «Нью-Йорк таймс», которая просила у него интервью, он подослал своего двойника. На улицах Турина он как-то расставил восковые фигуры бомжей, а в Милане украсил деревья вокруг самой оживленной площади муляжами повешенных младенцев, выглядевшими как настоящие. Я слишком много выпил. Меня сотрясала нервная дрожь.

– Как дела, Маурицио, все хорошо?

Он сидел в своем ритуальном черном костюме на парапете террасы, выходившей к Большому каналу, который плескался внизу, метрах в двадцати, и смотрел на меня так, словно прикидывал, какую бы шутку со мной сыграть. В молодости он долго работал в морге и, видимо, оттого, что труп – самая серьезная вещь на свете, решил с тех пор смеяться надо всем на свете.

– Даже очень хорошо, потому что я собрался на пенсию.

– Мне уже говорили… но верится с трудом…

– Ну, ясно… при моей репутации обманщика…

Да, вылитый Пиноккио. Кстати, одного такого Пиноккио он изваял в виде утопленника, плавающего лицом вниз, с раскинутыми ручками в перчатках, в фонтане нью-йоркского Музея Гуггенхайма.

– Ну, а ты… come va? [131]

– Да вот ищу Пас уже несколько часов. Мне сказали, что она была тут с тобой.

Он притворно завертел головой:

– Да нет, смотри сам, ее здесь не видать.

– И тебе неизвестно, где она может быть?

– Понятия не имею.

Не знаю, почему мне показалось, что у него вытягивается нос, но у меня вскипела кровь, и без того разогретая алкоголем. Я схватил его за отвороты пиджака и начал бешено трясти. Он выронил свой бокал, и тот, скатившись за черепичный бортик, плюхнулся в воду.

– Что ты делаешь… сумасшедший! – завопил он.

– Нет, влюбленный. И потерявший возлюбленную. И слегка пьяный. Говори, где она, или кончишь, как твой Пиноккио!

От меня так несло апельсиновым ликером, что он перепугался не на шутку.

– О’кей, Сезар, я тебе все скажу, только отпусти, у меня голова кружится!

Я оттащил его от края террасы.

– Ну?

– Она в кашалоте. В кашалоте Лориса Крео.

– Это уже не смешно, ты мне надоел! – прорычал я, снова толкая его к парапету.

– Прекрати, – закричал он, – это чистая правда, клянусь!

На нас оборачивались гости. Я объявил с широкой улыбкой:

– Не волнуйтесь, господа, это всего лишь перформанс господина Маурицио Каттелана! – И снова развернулся к Каттелану: – В кашалоте Лориса?

– Ну да, – ответил он неожиданно серьезно. Его высокий лоб взмок от пота. – Он ведь полый. Спроси у Лориса сам.

Я выпустил Маурицио. Он поправил галстук и пригладил короткие полуседые волосы.

– Извини, – сказал я, отряхивая его пиджак. – Ты ведь знаешь, как я привязан к ней.

– Нет, мне действительно пора на пенсию, – прошептал он.

На террасе появился официант с полными бокалами на подносе. Но я решил, что с меня хватит. В дальнем углу я увидел сидевшего в полном одиночестве – что было странно для такого всеобщего любимца – Лориса Крео, который пил красное вино из бокала с несоразмерно длинной ножкой.