Канон, звучащий вечно. Книга 1. Хозяин кометы - Масахико Симада Страница 35

Из дочери мятежного самурая – в гейши, из гейши – в жены офицера Военно-морского флота США. Все эти головокружительные перемены произошли с Чио-Чио-сан, когда ей было всего пятнадцать лет. Сладкие грезы любви обернулись жестокой реальностью. Чтобы выжить, девушка сама сделала выбор из скудного набора возможностей, но она не настолько разбиралась в жизни, чтобы предугадать, к какой развязке приведет ее решение. Многое осознав за три коротких года, она не изменила своей воле и перешла на другой берег реки, откуда не возвращаются.

Американец, сделавший Чио-Чио-сан своей женой в Нагасаки, был гораздо легкомысленнее. Раз уж тебя сослали на остров, на азиатскую базу, почему бы не найти себе подходящее развлечение, иначе, того гляди, боевой дух придет в упадок Он сорил деньгами, выкупил хорошенькую, как куколка, девушку, которая прекрасно танцевала, и снял на девятьсот девяносто девять лет дом на холме. Дом находился в начале Хигаси Яманотэ в американском квартале, куда шла дорога от побережья Оура, где стояли военные суда, через проход в горах и вверх по голландскому холму, мощенному камнем. Потрясающее место с видом на море. Американец, всего-навсего младший офицер, свил себе любовное гнездышко, откуда, как на ладони, был виден весь Нагасаки, и поселился там с пятнадцатилетней гейшей – чем не развлечение для иностранцев и обитателей города.

Надо сказать, что жители Нагасаки начиная с XVI века на протяжении нескольких сотен лет общались с южными варварами (португальцами) и рыжеволосыми (голландцами). Сначала они казались им дьяволами странной внешности, но постепенно выяснилось, что и дьяволам бывают присущи как страсти, так и скромность и что они такие же человечьи дети, как и сами нагасакцы. В Нагасаки, единственный город, открытый для иностранцев, эти люди ввозили некий набор ценностей: что-то от капитализма, а что-то от христианства. И не прекращали засылать в Нагасаки так называемые стрелы желания и стрелы духа. Ввозили из Европы, Индии и Китая ружья, ткани, произведения искусства и прочие предметы, однако же никогда с ними не было женщин. Разумеется, от долгих плаваний и жизни на непривычной земле сердца их грубели. В женщинах Нагасаки они искали утешения. На протяжении нескольких сотен лет нередко случалось, что нагасакские женщины становились местными женами южных и рыжеволосых варваров.

Для моряков порт – это женщины. Именно ради них моряки приплывают сюда на торговых и военных судах. В ночь перед началом японо-китайской войны, когда Чио-Чио-сан встретилась с американским военно-морским офицером Пинкертоном, несколько супружеских пар из порта проводили свой мимолетный медовый месяц. В большинстве случаев спустя некоторое время мужчина говорил первое, что приходило ему в голову, к примеру: «Вернусь, когда малиновки начнут вить гнезда», – и уплывал на корабле, а женщина принималась искать себе нового покровителя. Если мужчина столь легкомыслен, то чем женщина хуже? – вроде бы логично. Но Чио-Чио-сан была другой. Ей не передалось легкомыслие мужчины, ставшего ее мужем, она пыталась жить по закону дочери воина.

Для Пинкертона Чио-Чио-сан была любовницей на два месяца. Портовая женщина должна это понимать, – с презрением думал он. Но Чио-Чио-сан, пережив падение – от дочери мятежного самурая до гейши и от гейши до любовницы американца, – не желала мириться со своей участью, она стремилась стать настоящей женой. Пинкертон был для нее господином, которому она поклялась в вечной верности.

К такому решению ее подвел не кто иной, как сам Пинкертон. Он не разрешал родственникам Чио-Чио-сан приходить в дом на холме. Поразившись числу ее родни, пришедшей на их свадьбу, он представил себе, как эти люди будут вмешиваться в их жизнь, и ужаснулся.

– Порви все связи со своими предками, – заявил он Чио-Чио-сан. – Так тебе будет легче. Зачем осложнять себе жизнь, если среди твоих предков или родни есть грешники и преступники. Я возьму на себя роль твоих предков.

Чио-Чио-сан попросила, чтобы ей позволили посещать предков хотя бы на праздник поминовения усопших Бон.

– Нет, – сказал Пинкертон: – Избавься ты от этих старых предрассудков.

Разрубить нить, связывающую ее с предками, – для Чио-Чио-сан было все равно, что лишиться опоры, обрубить ноги, превратиться в призрак. Слова Пинкертона, вроде бы шутливые, сказанные с улыбкой, заставили Чио-Чио-сан осознать, насколько сурова жизнь жены американца.

Она уже больше не сможет мысленно общаться с отцом и с дорогими предками, которые пребывают в ином мире. И ее собственная душа, оказавшись отрезанной от прошлого, будет парить в пространстве. Даже после смерти она не сможет попасть в мир предков, и связь с людьми на этом свете будет прервана. К тому же ей не удастся заботиться о родителях.

Чио-Чио-сан заплакала – так ей стало страшно, но Пинкертон лишь равнодушно посмотрел на нее:

– Если хочешь, я познакомлю тебя с нашим Богом.