Утопая в беспредельном депрессняке - Майкл О'Двайер Страница 35

Я вечно что-нибудь теряю: пуговицы, носки, бумажки с телефонными номерами, книги, время, дар речи, терпение или разум и даже моих родителей. Некоторые вещи теряются как назло — такова уж, видимо, их природа, потому что как бы вы за ними ни смотрели, они все равно пропадают. Выпадают из памяти, из окна, утекают, между пальцев, улетучиваются как дым, короче, теряются. Любопытно, однако, что когда вы о них начисто забыли, они, бывает, находятся, но проку от этого уже никакого.

Я обычно нервничал в присутствии мистера Гудли, задолго до того, как он начал шантажировать Винсента. Мне было не по себе, когда он находился поблизости. Без всякой видимой на то причины, просто так.

Насколько я мог понять, когда Винсент нанимал мистера Гудли, он был подтянутым щеголем, старался ясно выражать свои мысли и был крайне озабочен тем, какое впечатление производит на окружающих.

Однако примерно через год после женитьбы на сестре Макмерфи он перестал следить за своим внешним видом. Это произошло не сразу. Постепенно, мало-помалу он превратился в неряшливого, потрепанного субъекта Лицо его побледнело и осунулось, кожа натянулась, и вся плоть сосредоточилась в мешках под глазами.

Иногда я слышал, как он разговаривает сам с собой. Я прислушивался к тому, что он бормочет. Возможно, для меня было бы лучше, если бы я не делал этого. Но что уж теперь говорить. Век живи, век учись.

Слова, которые произносил мистер Гудли, были мне знакомы, но почему-то не складывались в осмысленные фразы, и о чем шла речь, оставалось для меня загадкой. Не знаю уж, был ли в здравом уме воображаемый собеседник мистера Гудли, но сам он, по-моему, время от времени терял нить разговора. Боюсь, он все больше терял ощущение реальности.

Вы можете спросить, как относилась к этому миссис Гудли, она же сестра Макмерфи? Лично я считаю, что она находилась слишком близко к нему и потому не видела за деревьями леса, если вы понимаете, что я имею в виду. Она была так сильно влюблена в мужа или, скорее, в тот образ мистера Гудли, который она себе нарисовала, что не желала замечать изменений. Поскольку она не относилась к тем женщинам, которых я назвал бы привлекательными, то, очевидно, найдя мужчину, согласившегося жениться на ней, она чувствовала, что мечта всей ее жизни исполнилась. После этого, как и подобает благочестивой католичке, она жила в браке тихо и счастливо и не собиралась ничего менять. Однако остальным было ясно, что с мистером Гудли далеко не все обстоит благополучно. Я знал, что он не алкоголик, поскольку никогда не видел его с бутылкой.

Алкоголем тут не пахло.

Мистер Гудли был наркоманом.

К такому заключению я пришел.

Точнее, Бобби.

Правда, мистер Гудли был женат на медсестре.

Ну и что?

Во-первых, кто сказал, что она была такой уж высококвалифицированной медицинской сестрой или что сам мистер Гудли был образцовым дворецким? Насколько мне известно, Винсент, нанимая их, даже не поинтересовался рекомендациями. Она свободно могла оказаться ветеринаром или ассистентом зубного врача, специалистом по уходу за деревьями, помощником механика, нейрохирургом или пациенткой, сбежавшей из психиатрической лечебницы. Это было типично для Винсента, который обо всем судил по тому, что лежало на поверхности, а не по тому, что под ней скрывалось.

Но кто мог вообразить, что мистер Гудли пристрастится к наркотикам? Старина Гудли — вдыхающий самоубийственную дозу и затевающий буйную пляску с демонами, копошащимися у него в голове?

Да уж, поистине, пути Господни неисповедимы.

Вскоре после того, как я высказал Бобби свои подозрения, он сообщил мне, что видел, как тот всаживает иглу себе в руку.

Это был неопровержимый довод.

Точнее, был бы, если бы я безоговорочно верил ему. Все, что говорил Бобби, надо было воспринимать с поправкой. Обычно он врал без зазрения совести. Крайне редко он говорил правду, но так, чтобы вы подумали, что он по привычке врет. Так что самое разумное было не верить ни одному его слову, пока не удавалось убедиться наверняка в том, что это правда.

Я презирал бы себя, если бы стал считать мистера Гудли наркоманом только потому, что так сказал Бобби. Мне требовались доказательства, и передо мной стояла задача добыть их.

Та еще, доложу я вам, задачка.

Однажды в воскресенье вечером Винсент с Хеленой и Виски с Элизабет отправились куда-то развлекаться, а мистера Гудли попросили присмотреть за мной и Бобби. Идея оставаться на попечении мистера Гудли в свете того, что я про него узнал, меня не устраивала. Тем более потому, что я не знал наверняка, правда ли, что у него в шкафу, в ящиках, спрятаны носы и уши мальчиков, подглядывавших за ним, как сказал мне Бобби накануне вечером. К тому же я был обеспокоен, что это была суббота.

По субботам мистер Гудли брал выходной. Что бы ни происходило, в субботу он не работал. Когда я просыпался утром, его уже не было, и появлялся он лишь после того, как я просыпался утром в воскресенье.

Весь субботний день я чувствовал, что должно произойти что-то пакостное. И хуже того, я знал, что ничего не могу с этим поделать.

С того момента, как мои родители укатили в три часа дня, я не спускал глаз с мистера Гудли.