Лондон. Прогулки по столице мира - Генри Воллам Мортон Страница 35

Когда началось строительство собора, архитектору было сорок три года; когда открылись хоры, ему минуло шестьдесят пять, а к моменту завершения строительства Рен превратился в семидесятисемилетнего старца. Всю свою зрелую жизнь, с сорока лет и до преклонного возраста, он наблюдал за тем, как его могучее творение поднимается все выше в лондонское небо. На суррейском берегу Темзы стоит небольшой, затерявшийся среди складских строений домик. Считается, что именно в этом домике жил Рен и что именно отсюда он наблюдал за тем, как растет его детище.

Собор Святого Петра в Риме явно произвел на Рена огромное впечатление и вдохновил на проект собора Святого Павла. Рен спроектировал окружающие собор здания, архитектура которых во многом повторяла стиль Бернини, в особенности великолепные колоннады. Однако земля в этом районе Лондона стоила слишком дорого, вследствие чего эти проекты так и не были реализованы. Рен настолько высоко ценил Бернини, что за год до Большого пожара поехал в Париж, чтобы побеседовать с итальянским зодчим об архитектуре. Но каждый человек, независимо от того, насколько он талантлив и насколько опережает свое время, все равно остается продуктом своей эпохи. Недавно я читал лаконичные записи из дневника Роберта Гука — этот замечательный человек был другом Кристофера Рена. Гук пишет, что талантливый ученый и гениальный математик, создавший собор Святого Павла и множество других величественных зданий, лечил тонзиллит своей супруги, «подвешивая ей на шею мешок с лобковыми вшами».

Этот великий гений тихо скончался в преклонном возрасте. Войдя в его комнату, слуга обнаружил, что хозяин умер, сидя в своем кресле. В момент смерти Рену был девяносто один год. Свидетелем скольких удивительных событий ему довелось стать за свою долгую жизнь! Когда он родился, еще встречались люди, знававшие Шекспира и беседовавшие с королевой Елизаветой; когда он умер, уже появились на свет младенцы, которым суждено было увидеть начало века, подарившего человечеству паровую машину. Всего спустя тринадцать лет после кончины Рена родился Джеймс Уатт; доживи Рен до рождения Уатта, старец и младенец связали бы воедино эпоху Елизаветы и эпоху Виктории.

2

Поднимаясь на Галерею шепота, я обнаружил, что восхождение не столь утомительно, как принято считать. Чтобы подняться на Каменную галерею, нужно преодолеть триста семьдесят пять ступенек. Еще двести пятьдесят две ступеньки ведут к расположенному под крестом шару, куда удается проникнуть лишь немногим посетителям. И все же подняться наверх совсем нетрудно, потому что винтовая лестница довольно широка, а ступеньки пологие.

Когда я добрался до Галереи шепота, дежурный служитель вежливо попросил меня пройти по узкому, огороженному поручнями кольцу на противоположную сторону. Там мне полагалось сесть и слушать. Голос служителя был таким монотонным, таким бесстрастным, что я невольно задался вопросом: сколько раз в день ему приходится повторять эту фразу? Добравшись до указанного места, я снова услышал служителя, который теперь находился примерно в ярде от меня. Казалось, его голос исходит прямо из камня. Он рассказывал о соборе, приводя даты и цифры. Этот необычный звуковой трюк, пожалуй, был бы настоящей находкой для дельфийского оракула. Далеко внизу лежало внутреннее пространство собора, в котором медленно и бесшумно двигались маленькие фигурки. С такой высоты люди казались муравьями. Столь же замечательная картина открывается и наверху, где находятся фрески Джеймса Торнхилла, посвященные эпизодам из жизни апостола Павла. Несколько лет назад эти фрески почистили, и наши современники впервые получили возможность как следует их рассмотреть. Хотя с галереи у основания купола открывается дивная панорама Лондона, она все же уступает той, которую можно наблюдать с Золотой галереи. Чтобы туда подняться, надо преодолеть еще сто семьдесят пять ступеней, но вид, который откроется вашему взору, вполне того заслуживает. По пути наверх я осмотрел замечательный кирпичный конус и внешний купол, построенный Реном для того, чтобы поддерживать каменный фонарь с крестом и шаром. Кстати, купол изнутри собора и купол снаружи — как будто два совершенно разных купола.

С Золотой галереи — маленького и узкого, продуваемого ветрами пространства — открывается незабываемый вид на Лондон. Отсюда видно, что город лежит в широкой и неглубокой долине, ограниченной с юга и севера зелеными возвышенностями Сайденхэма и Хэмпстеда. Видны узкие извилистые улицы старого Сити, а на западе — башни Вестминстерского аббатства над серебристой лентой Темзы. Внизу медленно ползут похожие на жуков омнибусы — они движутся в направлении темного ущелья Ладгейт-Хилл.

Какое чудо, что собор Святого Павла не сгорел во время последней войны! При взгляде на развалины соседних домов понимаешь, что ни одно здание во всем Лондоне не подвергалось такой опасности, как этот собор, который во время разрушительных бомбардировок оказался буквально в огненном кольце. Я восхищаюсь отвагой духовенства и служителей собора, которые на протяжении нескольких лет охраняли его каждую ночь. Они хватали клещами зажигательные бомбы, бросали их в ведра с песком и заливали водой из насосов. Только благодаря самоотверженности своих защитников уцелела эта знаменитая церковь, купол которой является символом Лондона и узнаваем в любом уголке земного шара. Если бы не их усилия, собор, несомненно, постигла бы участь его предшественника, сгоревшего во время Большого пожара.

Помню одно военное Рождество, когда Ладгейт-Хилл и близлежащие маленькие улочки превратились в настоящий кошмар. Я двигался в направлении собора Святого Павла, перешагивая через пожарные шланги, пробираясь сквозь груды разбитых оконных стекол. В воздухе стоял отвратительный запах гари — все еще продолжался пожар на Патерностер-роу, в результате которого погибло четыре миллиона книг. Я испытал большое облегчение, когда, переведя взгляд на Ладгейт-Хилл, увидел совершенно не пострадавший собор Святого Павла. На глаза навернулись слезы, когда на фоне темного фасада я увидел украшенную цветными лампочками рождественскую елку. Я вошел внутрь собора, где стояла еще одна елка, усыпанная подарками для лондонских детей и для экипажей минных тральщиков. В дальнем конце церкви священнослужитель читал молитву, а рядом с ним стояли на коленях несколько человек. Я присоединился к ним, радуясь тому, что Господь, похоже, не оставил своей милостью этот собор. Слова молитв эхом отражались от купола храма и смешивались со звуками, доносившимися снаружи: настойчивым звоном пожарного колокола, криками измученных пожарников, перетаскивающих свои похожие на питонов шланги, треском лопавшихся от жары оконных стекол. Интересно, сколько еще продержится эта самая заметная в городе цель? — подумал я тогда. Неужели я вижу собор Святого Павла в последний раз?

Наверное, только те, кто постоянно дежурил, защищая собор от бомбардировок, знают, сколь малы были его шансы уцелеть. Однажды ночью рядом с часовой башней упала бомба замедленного действия, пробившая дыру глубиной в двадцать семь футов. Ее выкопали и отвезли в Хэкни-Марш, где и подорвали. После взрыва осталась воронка диаметром около ста футов. В другой раз на парашюте опустился фугас, который упал всего в нескольких футах от восточной стены. Но ужасающий взрыв так и не прогремел, поскольку вышел из строя взрыватель. Неразорвавшийся фугас тоже увезли подальше от собора. Было и два прямых попадания. В октябре 1940 года одна бомба пробила крышу хоров и разрушила верхний алтарь. В апреле 1941 года бомба пробила северный поперечный неф и взорвалась внутри собора, вдребезги разбив витражные стекла, покорежив металлические детали интерьера и разрушив внутренний портик северного входа.