Карт-бланш императрицы - Анастасия Монастырская Страница 35

Сегодняшняя выходка не станет исключением. И самое печальное, что все симпатии будут на стороне молодой императрицы. Принц Голштинский невольно вспомнил о похоронах императрицы. Уже тогда стало понятно, что счастливого царствования у Петра не получится.

…Огромное набальзамированное тело императрицы шесть недель находилось во дворце. Многие с отвращением отводили глаза, не в силах смотреть на желтое нарумяненное лицо Елизаветы с тяжелой улыбкой. Золотая корона плотно сидела на голове, а тканное серебром платье, казалось, вот-вот лопнет на раздувшемся теле. Все десять дней около катафалка молилась Екатерина, чье отстраненное горе резко контрастировало с пьяными выходками ее мужа.

Георг глубоко вздохнул, волоча на себе пьяного императора. Кто ж знал, что так все обернется! Ведь еще два месяца назад можно было обратить симпатии народа в сторону государя. А какой шанс им дала судьба! Как рыдали эти глупые русские, проходя мимо гроба в Казанском соборе, где тело императрицы пролежало десять дней. Еще бы, им не рыдать: для любого простолюдина Елизавета по-прежнему дочь Петра Великого. Ее до сих пор воспринимают как истинно русскую государыню, в отличие от Петра, объявленного очередным антихристом. И поди объясни про груды дорогих платьем, ларцы, полные бриллиантов, пустую казну! Все равно не послушают. А теперь и вовсе!

На похоронах Петр не скрывал своей радости: все годы он люто ненавидел императрицу. Освободившись от ее болезненной опеки, он потерял чувство приличия. У гроба только и делал, что отпускал плоские шутки, гримасничал, плясал и пил водку. Перессорился со всеми священниками, умудрился оскорбить дежуривших у гроба гвардейцев. Однако больше всего досталось Екатерине Алексеевне. Все десять дней, что тело императрицы находилось в церкви, она регулярно приезжала туда и часами, коленопреклоненная перед гробом, вся в черных одеждах, плакала и усердно молилась. Петр подбегал к ней, щипал, ругал, а один раз даже толкнул. Принц тогда еще удивился, как неловкой она упала, прижимая руки к животу.

В день похорон наглые кривлянья Петра достигли апогея. Длинный трен его траурного плаща несли сразу несколько придворных, он же время от времени убегал вперед, отрываясь от них, и им приходится отпускать шлейф. Полы черного одеяния развевались за ним по ветру, как крылья нетопыря. Государь искренне забавлялся, а в народе все чаще раздавалось: "Антихрист!". Георг поймал себя на мысли, что даже притихшая Воронцова украдкой испуганно крестится.

Затем и вовсе произошел неприятный эпизод. Петр вновь остановился, насмехаясь над стариками-сановниками, с трудом догонявших его. И как только они подошли, пустился вскачь, вертя узкой задницей, издавая непристойные звуки. Движение кортежа снова нарушилось. В толпе послышался ропот.

Во время панихиды чертушка неоднократно заливался смехом, показывал язык и громко разговаривал, заставляя священников прерывать службу…Поистине, это были самые отвратительные похороны. Впрочем, самому Петру они страшно понравились: "Так этой старой карге и надо!" — сказал он в тот вечер. — Вот бы все повторить!"

Ох, нелегкая эта работа: тащить императора до постели. Принц щелкнул пальцами, передавая два бесчувственных тела лакеям. Уф! И почему те, кто облечен такой властью, ведут себя подобно идиотам.

— Такое впечатление, что он уж и не знает, что придумать, чтобы вызвать ненависть его подданных к нему, — раздался рядом вкрадчивый голос. Принц Голштинский устало посмотрел на своего нежданного собеседника.

— Как бы вы ни противились, но императрица завоевывает сердца, — полномочный посол Франции довольно улыбнулся. — Именно этому я сегодня и посвятил письмо императору. Никто так упорно, как она, не воздает покойной императрице столько уважения и почестей. Конечно, про себя она, наверняка, посмеивается, характер у нее такой, особенный. Но вот, что удивительно: духовенство и народ верят в ее искренность и весьма ей за это благодарны. Все, кто знает ее, отмечают замечательную педантичность, с которой она справляет праздники, соблюдает посты, то есть, делает все то, чем легкомысленно пренебрегает император, но что а отнюдь не безразлично населению этой страны. И знаете, что, ваше высочество… — Барон Бретейль с удовольствием нюхнул душистый табак. — Она вовсе не забыла и не простила императору те угрозы, что он обещал реализовать, когда еще был великим князем: постричь ее в монахини и заточить в монастырь, как поступил Петр I со своей первой женой. Все это, подогреваемое ежедневными унижениями, наверняка накапливается в ее голове и ждет лишь повода, чтобы взорваться. Апч-хи! Моя правда. А вы готовы, ваше высочество к подобному взрыву? Думаю, что нет. И уж более того, что к подобному повороту ситуации не готов сам император. Его ждет весьма неприятный сюрприз. Поверьте мне.

Георг Голштинский понуро молчал, осознавая правоту французского дипломата.

— Император болен, ваше высочество. Безнадежно. Он одержим духом разрушения, но не понимает, что первой жертвой станет он сам. Апч-хи!

М-да, его правда. И не возразишь.