Время быть смелым - Катя Райт Страница 34

— Я не сделал домашнее задание, — не поднимая глаз говорит он.

— Почему? — Строго спрашивает Анна Петровна.

— Потому что голова была занята, члены сосал, — выкрикивает Вован Куницын, злобно хихикает, и вслед за ним отвратительный смех распространяется по всему классу.

— А ну-ка встань и выйди! — Рявкает, моментально заводясь, учитель. — Ты как разговариваешь!

— А чо, — подхватывает Олег Весёлкин, — правда же! Он же педик!

В Артёма тут же летит чей-то карандаш. Левин даже не пытается увернуться. Карандаш падает к нему на парту.

— Почему ты не сделал домашнее задание, Левин? — Как будто и не слыша гула, которым наполнился класс, строгого спрашивает Анна Петровна.

— Не успел, — тихо отвечает Артём.

— Чем же занимался таким важным?

Вот уже отстала бы она от него, честное слово! Зачем распалять эту толпу наших одноклассников! Я украдкой смотрю на Артёма — он сидит и сверлит парту взглядом. Я вообще ещё не видел сегодня его глаз. Я не вижу его глаз весь день. Он не поднимает их. Он ни на кого не смотрит. Он ходит по холлам и коридорам как тень, как призрак. В столовой он садится один, быстро выпивает чай с булочкой и уходит. В него летят ошмётки пресных школьных пирожков, куски ещё какой-то еды и просто тонна ругательств и оскорблений. Парень из параллельного класса, сталкиваясь с Левиным в дверях, задевает его плечом так сильно, что Артём едва ни падает.

На следующей перемене я застаю Левина в туалете. Я вхожу и вижу: он стоит у раковины один и умывается. Я застываю в дверях и не могу отвести от Артёма глаз. Он поворачивается, наши взгляды встречаются, но лицо Левина не выражает совершенно ничего. Мне хочется броситься к нему, обнять, поцеловать, но он отворачивается. Тут же в туалет вваливается компания. Двое обступают Артёма и по очереди толкают его.

— Ты чо это тут стоишь! — Бросает один.

— Пидор грязный! — Поддерживает другой, хватает Левина за рукав, оттягивает и толкает так, что Артём упирается в зеркало.

Ещё один парень выкидывает рюкзак Левина в холл. Сразу после этого двое выталкивают и Артёма.

После школы я не вижу Левина. Он быстро уходит. Пацаны зовут меня пойти к турникам. Мне противно даже смотреть на их рожи. Я делаю попытку отказаться, но тут же подходит Настя Доронина и говорит, что я обязательно должен идти. Её поддерживает Влад. Я понимаю, что если не пойду, то они могут что-то заподозрить, а мне и так пришлось получить за сегодняшний день пару весьма серьёзных укоров на тему «уж не сочувствую ли я Левину». В общем, я иду вместе со всеми, хотя только и думаю, как бы поскорее свалить и встретиться с Артёмом. Но не один я о нём думаю. Вся эта компания только и обсуждает Левина.

— Не, ну ты прикинь, — толкает меня Ванёк, — фигурист хренов оказался пидарас.

И потом ещё около часа они никак не могут заткнуться. Они так бурно обсуждают, как бы наказать Артёма за его непотребное поведение, за его смертный грех перед ними, что меня начинает тошнить. Я освобождаюсь от цепких, мерзких, пахнущих пивом и семечками, объятий Насти, говорю, что плохо себя чувствую, и ухожу.

Я звоню Артёму и мы договариваемся встретиться на крыше. Эта крыша вообще давно стала нашим местом встреч, нашим убежищем. Хоть там и промозгло, и ветер штормит, но в компании Артёма мне всё равно тепло, где бы мы ни находились. Уж конечно, мне гораздо теплее с ним на крыше, чем дома с родителями, старшим братом и центральным отоплением.

Я прихожу раньше. Я приношу тёплую ватную фуфайку, которую откопал где-то у отчима. На ней можно сидеть и не бояться отморозить себе задницу. Минут через двадцать появляется Левин с бутылкой коньяка и двумя пластиковыми стаканчиками. Артём выглядит ужасно. Он измотан. Такое впечатление, что он вообще не спал последние дни. Он ничего не говорит, просто подходит, ставит бутылку под ноги и обнимает меня. Он утыкается мне в плечо, а потом мы садимся на фуфайку. Артём разливает коньяк и молча выпивает залпом. Я вижу, как ему тяжело, а ведь всё только началось. Они ведь ещё даже вкуса травли не почувствовали, не распробовали.

— Хочешь, я скажу всем? — Спрашиваю.

Артём положил голову мне на колени и жался в комок.

— Хочешь, я признаюсь, что я гей, и буду с тобой?

— Ты и так со мной, — тихо отвечает он.

— Я скажу. Я не могу смотреть, когда ты один. Я просто не выдержу…

— Нет, — перебивает Левин. — Даже не думай! Только ещё больше их разозлишь. — Он долго молчит, а потом продолжает. — Я бы хотел тут заснуть, Дим, навсегда, с тобой.

— Всё будет хорошо, — успокаиваю я. — Перебесятся. Всё пройдет.

— Угу, — кивает он.

Мы быстро допиваем бутылку коньяка и сидим до позднего вечера молча. Говорить совсем не хочется.