Летучий голландец - Эрик МакКормак Страница 34

Однако главной жемчужиной коллекции была пирамида, построенная из законсервированных голов мужчин – предков махараджи; пирамида высотой в десять футов и возрастом в тысячу лет. Выражения лиц остались такими, какими были в момент смерти; и сходство родственников (особенно их огромных ушей), неизменное все тысячелетие, было потрясающим.

Но с антропологической точки зрения Роуленда в этой работе самым ценным было то, что библиотека находилась близко от места проживания знаменитого племени этих предгорий – кори. Согласно всем научным отчетам, у них за долгое время сменились тендерные роли. У кори женщины были воинами; они вели себя развязно, много пили. Мужчины кори, наоборот, убирались в доме, готовили и воспитывали детей. Наблюдатели говорили, что мужчины там недовольны своей судьбой. Больше всего они жаловались – когда разговаривали с другими мужчинами-домохозяйками, стирая белье на берегу реки, – на то, что женщины проявляют к ним интерес, только когда выпьют.

Роуленд никогда не слышал о такой диковине и мечтал провести полное исследование кори. Но возникла проблема.

Проблема имела формы махарани Бахстана, которая сама нанимала Роуленда на должность библиотекаря. Она училась в Оксфорде и писала стихи в традиционной бахстанской манере. Соблазнительная женщина со звучным голосом и тяжелыми темными веками. Однажды, почти сразу после приезда Роуленда, посреди обсуждения новых приобретений, она сказала ему – так, будто забыла упомянуть об одной из его обязанностей при собеседовании, – что она предполагает, что он, как и предыдущий библиотекарь, будет ее любовником. Она была красива, и Роуленд был бы, в сущности, не против. Пока она не добавила, словно это сейчас пришло ей в голову, что любовный роман во дворце, где пятьсот слуг, будет неизбежно разоблачен. Ее супруг, махараджа, в свою очередь, будет вынужден отрубить Роуленду голову.

По тому, как она это сказала, Роуленд понял: с точки зрения махарани, для любого мужчины должно быть честью принести такую жертву. Он решил, что лучше сообщить ей сразу – он отказывается от этой чести.

Тяжелые глаза махарани теперь пылали гневом. Разве он не понимает, сказала она, что отказ невозможен? Что она будет вынуждена сама сообщить махарадже об этом оскорблении? Что ее муж, несомненно, прикажет отрубить ему голову за то, что он отверг его жену? Неужели никто ему не рассказал, что именно такая участь постигла предыдущего человека, занимавшего эту должность? Она дает ему двадцать четыре часа, чтобы он образумился.

Роуленд не стал ждать двадцать четыре часа. Той же ночью, под покровом темноты, он выскользнул из дворца, положив в рюкзак только свои записные книжки. Ему пришлось бросить вызов болотам, джунглям и вездесущим сторожевым тиграм махараджи, чтобы сбежать и оказаться в относительной безопасности в соседнем государстве.

Там, в поезде, Роуленд покачал головой и улыбнулся Томасу.

– Трудно себе представить, что библиотекарь может оказаться в такой опасной ситуации! – сказал он.

Томас хотел было сказать, что это совсем его не удивляет, если библиотекарь – Роуленд Вандерлинден. Но промолчал и просто улыбнулся в ответ.

Поезд оставил Скалистые горы далеко позади. Теперь он шел по равнинам западных провинций, как океанский лайнер, носом прорезая огромные волны снега. Однажды в пасмурный день Роуленд, который сидел у окна и пил кофе, вдруг отложил записную книжку.

– Я только что перечитывал записи о визите в Институт Потерянных, – сказал он. – Я оказался там почти сразу после того, как уехал из Индии. Должен сказать, это весьма интересное место. Любопытно, существует ли он до сих пор?

– Институт Потерянных? – спросил Томас. – Никогда не слышал.

– Он располагался на одном из островов у Большого Барьерного Рифа, – сказал Роуленд. – Я поехал туда, чтобы пообщаться с его основательницей. Ее звали доктор Ердели – по-моему, она была из Венгрии. Один из самых знаменитых психологов того времени. Она предложила идею создания прошлого для тех, кто страдает необратимой амнезией.

– Расскажи мне о ней, пожалуйста, – сказал Томас.

– С удовольствием, – сказал Роуленд.

Доктор Ердели была миниатюрной энергичной женщиной; разговаривая, она странно заикалась. Ее методы лечения оказались столь успешными, что она принялась расширять поле деятельности. Теперь она предлагала свои услуги не только тем, кто страдал амнезией, а всем, кто был недоволен историей своей жизни. За скромную сумму она и группа ее специалистов сочиняли новое, гарантированно оригинальное прошлое – в соответствии с запросами каждого клиента.

Роуленд, как и многие из его коллег, относился к этому скептически. Когда доктор Ердели показывала ему институт, он сказал, что как антрополог он верит в естественную во времени эволюцию персональных историй и культур. Он спросил, как она может оправдать такое искусственное вмешательство.

Она рассказала, что все началось с печально известного случая с семьей Маккензи – двумя братьями и двумя сестрами. Когда они были совсем маленькими, их отец, врач, убил их мать, отрезал части ее тела и имплантировал их в брюшные полости всех четырех детей. Они выжили после этой жуткой операции. А их отца со временем повесили.

В силу очень счастливой случайности доктор Ердели, которая в то время работала на Борнео, столкнулась с одним из этих детей – самым младшим братом, Амосом. Он умирал в больнице в джунглях и был уверен, что медленно превращается в какое-то тропическое растение.

Доктор Ердели полагала, что его бредовая идея – неизбежный результат прошлой травмы. Она считала, что если бы у нее была возможность, она смогла бы изобрести ему правдоподобное альтернативное детство, в которое бы он поверил – и жил бы счастливо.

Амоса Маккензи спасти не удалось, но эта встреча вдохновила ее на создание Института.

Роуленд провел с ней целый день. Он встречался с ее клиентами и персоналом, выслушивал ее точку зрения; они разговаривали, спорили.

В конце дня она предложила ему остаться в институте. Он был польщен ее предложением, но отклонил его, сказав, что у него нет образования, которое оказалось бы здесь полезным.

Доктор Ердели удивленно приподняла брови; и тут Роуленд понял, что она имела в виду совсем не это. Она предлагала ему остаться в качестве пациента, а не коллеги. Он был так потрясен, что очень обрадовался, когда пришел катер и увез его из этого института.

Роуленд Вандерлинден выглянул из окна. Шел такой густой снег, что мир вокруг будто исчез. Только стук колес говорил о том, что поезд продолжает лететь по рельсам на восток.

Роуленд посмотрел на Томаса.

– Интересно, вдруг она права – не только про меня, но и про всех нас, – сказал он. – В том смысле, что мы все постоянно пытаемся исправить наше прошлое так, чтобы оно соответствовало настоящему; наши воспоминания никуда не годятся, у нас просто не хватает воображения, чтобы сделать их подходящими. Может, если бы мы позволили серьезному специалисту создать нам историю, мы имели бы больше шансов стать счастливыми.