Змия в раю - Леопольд фон Захер-Мазох Страница 34

— Ступайте с Богом, мой бедный юный друг, ступайте…

Феофан споткнулся о порог и затем, точно спасающийся бегством убийца, стремглав слетел вниз по лестнице: он чувствовал себя Орестом, которого преследуют по пятам эринии.

«Из ложной вежливости ты погубил своего отца!» — казалось, хором выли они у него за спиной.

Был вечер, когда трое студентов прибыли в Михайловку. Феофан сошел у родного поместья, а двое других покатили дальше, к усадьбе священника. Поцеловав руку отцу и побывав в объятиях у всех домашних, Феофан прежде всего поднялся к Зиновии, чтобы засвидетельствовать свое уважение к ней. Он было почтительно поднес ее руку к губам, однако та без лишних церемоний обняла его за шею и поцеловала. Лицо Феофана сразу приняло глупый вид, который сохранялся и за ужином, потому что красивая тетушка усадила его рядом с собой и время от времени своей вилкой клала ему в рот особо лакомый кусок или украдкой пожимала под столом руку. Феофана это очень смешило, будто кто-то щекотал ему ступни, и вместе с тем он немного конфузился. После трапезы Зиновия попросту забрала его с собой.

Наталья тоже хотела последовать за ними, но Аспазия остановила ее.

— Оставь их наедине, — сказала она дочери, — Зиновия, видимо, намерена малость пообтесать нашего увальня. Для молодых людей очень полезно, если к их формированию хоть отчасти прикладывает руку женщина опытная.

Зиновия в полной мере разделяла мудрое мнение Аспазии, она с радостью взяла на себя заботу о ее сыне, ибо в каждой женщине скрывается гувернантка, а уж куда приятнее, надо признать, воспитывать юношу восемнадцати лет, нежели нянчиться с непоседливыми маленькими детишками. Как только Феофан оказался у нее в комнате, она принялась со всех сторон осматривать его.

— Ну что у тебя за вид? — сказала Зиновия, завершив разбор. — Эти длинные волосы и шейный платок, точно петля на виселице…

Расположившись в кресле, она заставила его встать перед ней на колени, расчесала ему черные кудри и затем повязала платок шикарным узлом.

— Вот теперь ты такой симпатичный!

С этими словами она милостиво наклонилась к нему и поцеловала.

Феофан покраснел до корней волос.

— Ах ты, маленький ослик! — воскликнула Зиновия. — Разве я первая женщина, которую ты целуешь?

Она вскочила на ноги и принесла моток алого шелка.

— Вот, помоги-ка мне его размотать.

Феофан хотел было встать.

— Оставайся на коленях, это больше соответствует таким пажеским натурам, как ты.

Она накинула шелк ему на руки и приступила к работе.

— Послушай, Феофан, — заговорила она, — ты очаровательный юноша, но ведешь себя так, будто все еще тайком играешь с деревянной лошадкой или со щелкунчиком. Ты что, не собираешься становиться мужчиной?

— К сожалению, отец держит меня в большой строгости.

— Это в порядке вещей, но если ты в твоем возрасте не позволяешь себе никакого озорства, то из тебя в лучшем случае получится сельский священник. А жизнь так прекрасна!

Феофан снизу вверх посмотрел на Зиновию и сокрушенно вздохнул.

— Конечно, она прекрасна!

— Что ты о ней знаешь? — вскричала она и легонько шлепнула его по губам. — Однако я хочу дать тебе кое-какие книги, ты можешь забрать их с собой — когда прочтешь, увидишь, каким недотепой ты был до сих пор.

В коридоре послышались крадущиеся шаги. Это Менев интересовался, чем занимается свояченица с его сыном.

— Встань, — шепнула Зиновия, поскольку знала, что Менев будет подглядывать в замочную скважину, и она не ошиблась. Не обнаружив ничего крамольного, хозяин дома громко откашлялся и отворил дверь.

— Хорошо, что ты подошел, — приветствовала его красавица, — я как раз хотела тебя спросить, уж не собираешься ли ты сделать из Феофана монаха.

— Как такое пришло тебе в голову?

— Молодой человек в этом возрасте должен был бы получше знать жизнь.

— Совершенно верно.

— Но так же верно и то, что карманных денег, которые ты ему даешь, не хватит даже на марки для писем к тебе.

Менев почесал за ухом.

— Сколько ты выделяешь ему ежемесячно?

— Пять гульденов.

— Ты должен увеличить эту сумму вдвое.

— Но это было бы уже…

— Ты осмелился нарушить данное мне обещание? Кто здесь принимает решения?

— Бесспорно, ты.

— В таком случае теперь он будет получать десять гульденов в месяц.

— Как скажешь.

Феофан не решался поднять глаза на отца, он только исподлобья посматривал на красивую тетю, которая в этот момент представлялась ему настоящей владычицей, щедро расточающей свои милости. Одновременно он чувствовал себя целиком в ее власти, и сейчас, когда она поигрывала алым шелком, ему казалось, будто она наматывает на палец его самого. Под конец она незаметно протянула ему несколько томиков, которые он спешно рассовал по карманам, — и в тот же вечер при тусклом свете свечи Феофан начал читать «Графа Монте-Кристо»…

Настало утро. Весь дом охватило радостное волнение, поскольку предстояло с достойной торжественностью отпраздновать именины Менева — по разработанной Зиновией программе.

Когда старый барин вошел в трапезную залу, ее уже украшали цветочные гирлянды, пол был устлан камышом, а вдоль стен выстроились елочки, увешанные позолоченными яблоками и орехами. Над дверью красовалась доска с надписью: «Виват!»

Менев уселся в свое кресло с высокой спинкой, точно монарх, готовый принимать поздравления подвластных народов. Первыми к его трону приблизились слуги, по этому случаю одетые в воскресные крестьянские наряды. Тарас от имени всех произнес короткую, но проникновенную речь, поднес Меневу каравай с солью и затем наполнил горилкой большой бокал, чтобы выпить за здравие своего господина.

— Долгие лета! — по малорусскому обычаю хором воскликнули остальные.

Затем Тарас протянул бокал Меневу, который, отхлебнув глоток, сказал «Wrenki» [35]и передал его дальше.

После того как бокал описал полный круг, в комнату вошли двоюродная бабушка с Феофаном. Она — в образе старой цыганки, опираясь на посох, а он — одетый молодым цыганом. Менев, увидев их, еще больше растрогался. Запинаясь, Феофан продекламировал вирши, в поэтической форме сообщив Меневу, что в полночный час он добыл для него сокровище, и затем вручил имениннику небольшую миленькую шкатулку. В ней Менев обнаружил записку со следующими словами: «Самое большое сокровище, каким ты владеешь и которое никто у тебя не похитит, — это наша любовь». После этого старуха цыганка взялась гадать по его руке, предсказала ему долгую жизнь и безмерное счастье.