Музыка любви - Анхела Бесерра Страница 34

Через десять минут Жоан пришел в белоснежной униформе, немилосердно подчеркивающей фиолетовые круги под глазами, и отдал ключ месье Филиппу.

— Благодарю вас, сударь.

— Поешь чего-нибудь, не то напугаешь ее своим видом.

Насилу выпив чашку горячего шоколада, он поднялся в номер 601, обуреваемый чувством неловкости. Теперь, когда они с Соледад договорились о помолвке, он стыдился вновь предстать перед ней в костюме официанта.

Пубенса открыла ему дверь и тут же прижала палец к губам, призывая к молчанию. Соледад так и заснула, проливая слезы. Стараясь двигаться бесшумно, Жоан поставил на указанное место тележку с завтраком и обратил к Пубенсе взгляд, исполненный мольбы. Сжалившись, девушка поманила Жоана за собой.

Остановившись у кровати, он замер как вкопанный. Зрелище тронуло его до глубины души. Он смотрел и не мог насмотреться. Жоан хотел запомнить ее такой — в объятиях сна. Шелковые волосы разметались по подушке, на щеках застыли следы высохших слез. Порозовевшая и безмятежно-спокойная, Соледад напоминала творение гениального скульптора. Спящий ангел, сложивший усталые крылья. Его ангел.

— Как она прекрасна, — едва слышно прошептал Жоан.

— Прекрасна, бесспорно. Так не заставляйте же ее страдать.

— Сеньорита Пубенса, я люблю ее больше жизни. Как я могу заставить ее страдать?

— Знаете, Жоан, иногда любовь наносит смертельные раны. Я всю ночь сходила с ума от тревоги.

— Простите. Я ни в коем случае не хотел вас обидеть.

— Не сомневаюсь. — Пубенса кивнула на спящую кузину. — Я позабочусь, чтобы она отдохнула до полудня. И вам советую отдохнуть; вы выглядите очень усталым. И тогда я, может быть, позволю вам увидеться после обеда. — Когда официант уже собрался уходить, она как бы невзначай бросила ему вслед: — Дядя с тетей вернутся только вечером.

Сердце Жоана радостно забилось. Какое неожиданное счастье: им даровано еще несколько часов! Правда, отпроситься с работы будет нелегко, он и без того исчерпал свои возможности. «Убегу», — подумал он.

Кузина Соледад подала ему руку на прощание. На лестнице он столкнулся с постояльцем из Соединенных Штатов — впрочем, тот был настолько пьян, что то ли не узнал его, то ли вовсе не заметил, пропустив приветствие Жоана мимо ушей. Уходя, юноша подавленно размышлял о том, что униформа делает человека невидимкой в глазах окружающих.

Пубенса тем временем заперла за ним дверь и тоже погрузилась в невеселые мысли. Она распекала себя за предосудительное поведение, вопрошая небо, зачем ей понадобилось нарушать все правила приличия. Что-то было в этом юноше такое, что заставляло умолкнуть голос разума. Уязвимость брошенного ребенка, который ничего не просит, но умеет пленять сердца. Позволить ему смотреть на спящую Соледад означало бросить вызов всем писаным и неписаным законам. Чтобы мужчина видел женщину, свою возлюбленную, в постели, не будучи ни обвенчан с ней, ни даже обручен, — это было неслыханно. Если дядя каким-то образом прознает, то без колебаний вышвырнет ее из дома. И все же Пубенса нашла себе оправдание: ведь они еще только дети, играющие во взрослых, весь их облик дышит детской наивностью. Сама она не смогла любить, когда хотела, а теперь может, но уже не хочет. Упаси Господь ее маленькую кузину от такой судьбы!

Когда Соледад проснулась, Пубенса рассказала ей, что приходил Жоан и что она отправила его отдыхать.

— Не печалься, кузина. Твои родители вернутся только к ужину. Послеобеденные часы в вашем распоряжении, но предупреждаю: не вздумайте снова обойтись со мной так же, как вчера.

— Правда, Пубенса? Ты позволишь? Я думала, ты на меня сердишься! Какое счастье, я увижу его!

Соледад вскочила, схватила кузину за руки и закружила по комнате, зажмурившись и напевая ту самую песенку, которую пела Жоану ночью.

— Если хочешь выйти из отеля, придется поесть.

— Все съем до крошки, обещаю! Боже, я увижу его!

Они договорились встретиться на пляже отеля. Жоан никак не мог поверить в происходящее. Ему хотелось рассказать обо всем отцу, воскресить покойную мать, чтобы она объяснила ему, как лучше угодить прекрасной даме, хотелось поговорить с другом Пьером из Кань-сюр-Мер. Хотелось кричать на весь мир о том, что он полюбил.

Стайка трепетных бабочек порхнула ему навстречу, влекомая дуновением ароматного ветерка. За ними, сияя радужной улыбкой, следовала Соледад. Жоан бросился к ней со всех ног, обнял... остальное они досказали друг другу глазами. Он намеревался отвести ее в старый город, на маленькую площадь, где уличный фотограф со старой камерой за несколько сантимов фотографировал застенчивые пары, а затем потчевал предсказаниями: две канарейки вытягивали клювиками бумажки с текстом, который он торжественно зачитывал молодым. Жоан никогда там не был, но месье Филипп заверил его, что всякий уважающий себя жених должен быть запечатлен со своей нареченной на этой площади.

Пешком они поднимались в гору по древним извилистым улочкам, пока не достигли мощеной площадки, залитой солнцем; посреди нее кружилась очаровательная карусель с лошадками без единого всадника. Немногословный фотограф ждал клиентов. Полюбовавшись изумительным видом на город, Соледад и Жоан приготовились увековечить свою мечту. Немного поторговавшись о цене, фотограф принялся выбирать ракурс для моментального снимка, несколько раз потребовал сменить позу и в конце концов остановился на обычном крупном плане на фоне занавеси с нарисованным от руки вулканом и пейзажем вокруг.

Затем он сунул голову под черное полотно, предохраняющее камеру от света, и жестами показал, как им подвинуться, чтобы не загораживать вулкан. Через объектив все виделось перевернутым вверх ногами: подошвы юноши и девушки касались верхнего края кадра, а головы приходились вровень с нижним; при этом черные косы Соледад все так же неподвижно лежали у нее на груди вопреки закону всемирного тяготения. Но не успел он щелкнуть вспышкой, как Жоан попросил разрешить его невесте заглянуть в объектив; Соледад залилась смехом, увидев милого вверх тормашками. В благодарность за терпение фотографа они заказали ему не один снимок, а целых три. Несколько долгих минут им пришлось простоять с неподвижными лицами, пока тот не дал знак, что можно расслабиться. Подождав, сколько требовалось для проявки, они получили на руки результат и, глядя на снимки, почувствовали, что имеют друг на друга не меньше прав, чем все супруги, когда-либо стоявшие перед алтарем на этой земле. Канарейка по имени Бенито вытащила им предсказание долгой и счастливой совместной жизни, не омраченной никакими бурями и невзгодами. Они решили не думать больше о расставании, но упорно пробиваться к светлому будущему, преодолевая самые непреодолимые препятствия.

Бенхамин Урданета и Соледад Мальярино возвращались из Ниццы и Монте-Карло, проведя два восхитительных беззаботных дня в обществе художников и писателей-вольнодумцев. Творцы парижского Монпарнаса конца двадцатых решили воссоединиться десять лет спустя, чтобы вспомнить старые добрые времена, и супруги имели честь при этом присутствовать благодаря приглашению их знакомого, приятеля мексиканского художника Диего Риверы. Дух искателя приключений, который Бенхамин успешно прятал под маской почтенного колумбийского магната, требовал остаться подольше, полной грудью вдохнуть атмосферу богемы, где яркий талант шел бок о бок с бунтарскими порывами. Но священный долг отца не позволил ему поддаться искушению. Они возвращались в Канны, усталые, но горящие желанием поскорее обнять свою девочку, от которой оба были без ума. Их любовь к единственной дочери опасно балансировала на грани одержимости. Но Соледад никогда прежде этого не замечала, ибо пока в ее жизни не возникали ситуации, когда она должна была сама принимать решения.