Преступление - Ирвин Уэлш Страница 34

Она поглощена мультиками, но следила за ним, пока он спал. Лицо у него было искаженное, будто он продолжал драться, только в снах. Храпел так громко, что пришлось прибавить звук. Не только чтобы слышать телевизор — ей хотелось разбудить его. Раскусить.

— А где все? — спрашивает Леннокс и отмечает про себя, что на ковре полно осколков журнального столика. Вчера он пытался навести порядок, но убрал далеко не все.

Черт, девочка-то босиком.

Она лежит на животе, уставилась в телевизор. На ней синие шорты и желтая майка. Видимо, оделась не подумавши: вон вся голень в кровоподтеках. На Леннокса даже не смотрит, отбивает ритм правой ногой о левую. Как будто Леннокса вовсе нет. Или вовсе нет, или он тут все время торчит, вот в чем вопрос, думает Леннокс.

— Где Робин?

— Понятия не имею.

Тианна садится, поворачивается к нему. На майке золоченая надпись «СУКА». Окидывает Леннокса взглядом, снова укладывается на живот.

Она не из тех детей, которых хочется приласкать, побаловать, отмечает Леннокс. Обходит квартиру. Никого. Пожимает плечами — дескать, а я что —- и направляется к двери. Стоп. Он не оставит девочку одну, по крайней мере пока не выяснит, когда явится Робин. Что как вернется этот скользкий кусок дерьма?

Из головы не идет Труди. Волнуется ли она? Возможно. Вероятно. Вот успокоилась и стала думать: «Где-то сейчас Рэй?» Леннокс почти не в состоянии представить, что кто-то по нему скучает.

Но Труди, конечно, будет скучать. Она ведь его невеста. Он был болен. Он и сейчас болен.

Я на ночь не пришел. Что я наделал, так меня и так?

Моя киска - мои правила. Боже милосердный.

Нет. Труди обиделась. Может, она улетела домой ближайшим рейсом на Эдинбург, может, рассказала его семье — жалким остаткам его семьи, — что с ним снова случился срыв. Может, его уже полиция ищет! Или же Труди поехала к Джинджеру с Долорес.

Но девочку одну оставлять нельзя.

Это неправильно. Ее мать —...

— Ты часто бываешь одна? — Леннокс обращается к распростертой на ковре Тианне. Не дожидаясь ответа, начинает собирать битое стекло. Столик вызывает ассоциации со вчерашней ночью. Голова гудит, как осиное гнездо. Носовые пазухи и горло будто наждачкой почистили.

— Случается. — Она пожимает плечами.

— Когда мама вернется?

— А тебе-то что? — Леннокс готов одернуть девочку, но помимо упрека в ее голосе толика заинтересованности.

Леннокс оставляет стекло в покое, садится на диван. Пора уходить. Но что если Робин сдернула на другую вечеринку и забыла о дочери? Нюхни еще, сам забудешь обо всех и вся. А ведь Робин наверняка нюхнула на дорожку. Леннокс замечает пустую пачку из-под сигарет; ему становится тошно.

Он встает и направляется на кухню. В холодильнике осталось пиво, «Миллер», банок шесть. Ему нужно выпить. Только одну банку. Но пить при ребенке гадко. Гадко, потому что они все именно так и поступали. Топали к холодильнику — все, буквально все, кто бывал в этой квартире, в любое время суток. Леннокс видит их словно наяву. Прослеживает тропу от дивана, как зоолог — медвежий маршрут к реке, куда на нерест приплыл лосось. Леннокс хочет показать девочке, что это ненормально. Ясно же, в ее дом, в ее жизнь чередой входят мужчины с пивной отрыжкой, входят без приглашения. Если она привыкнет считать это нормальным, она и повзрослев будет обречена на мужчин с пивной отрыжкой, круглосуточной, ежедневной. А такие мужчины женщин до добра не доводят. Откуда им знать, где оно, добро?

Какое оно?

Итак, Рэй Леннокс варит себе кофе и ждет.

Ждет долго.

Минуты множатся, группами по пятнадцать наваливаются на звенящие нервы, предел прочности достигнут — и вот мучители упруго отскакивают, и тогда в носовой перегородке, в глазных яблоках бьется, ноет, сводит с ума загнанный пульс. Каждые четверть часа походят на растянутый во времени весельный взмах, Леннокс будто раб на давшей течь галере, тщащийся успеть, пересечь неспокойное море. Это епитимья за спиртное и наркотики, за то, что накануне они играючи разъяли пространство и время. Что теперь делать? Мысли медлят, прячутся друг за дружку.

Надо позвонить Труди. Вот и пластиковый ключ от номера в кармане. У Труди есть дубликат. Отдельно — визитка с адресом. Труди, наверно, сейчас крепко спит. Еще рано, 8:33, судя по электронным часам. Вряд ли Труди обрадуется, если он разбудит ее звонком. Что делать? Ему нет оправдания. Труди так и скажет: за твой поступок тебе нет оправдания. Я жду объяснений. У него есть причины, но изложение причин неизбежно переходит в попытку оправдаться.

Когда ты только повзрослеешь. Ему исполнилось тридцать пять. Половина земной жизни, если принять приговор древних насчет семидесяти отпущенных лет. Леннокс снова садится на диван, смотрит мультики. Кукушка-скороход в миллионный раз издевается над Койотом.

Тианна то и дело взглядывает на Леннокса. Она вставала с полу только раз — взять еще пепси. Незнакомый голос, заикаясь, как собравшаяся перегореть флуоресцентная лампа, излагает обстоятельства, приведшие Леннокса в эту комнату. Способность соображать постепенно возвращается и принуждает к действиям. Леннокс идет на кухню, шарит в холодильнике и шкафах.

«Ребенку позавтракать нечего, зато пива хоть залейся».

Леннокс снова садится на диван, наблюдает, как Тианна щелкает пультом. Она заметно нервничает, и дело не только в химической пепси.

«Идеальная невеста» брошена на полу. Леннокс медленно наклоняется, протягивает руку, мышцы как после дыбы. Читает о свадебном этикете. Кто-то будет у него шафером? На ум приходит старый друг, Лес Броуди — мальчиками они заключили договор. Качались на тарзанке у Колинтонского туннеля. Поклялись, что будут шаферами друг у друга на свадьбах, если, конечно, вообще женятся. А потом был тот случай, и больше они к Колинтонскому туннелю не приближались. Леса Броуди он много лет не видел, встретились они несколько недель назад, на похоронах Джона Леннокса. Когда Рэй все выплеснул, всё, что накопилось. «И правильно сделал, эти твари отца до инфаркта и довели. Хоть кто-то им правду сказал». Стоп, проехали. Он женится. Ему нужен шафер. Придется просить сослуживцев, больше некого. С Лесом все ясно, о Стюарте и речи быть не может. Пожалуй, он попросит Олли Нотмена. Основание? Вот оно: вероятность, что за Нотмена придется краснеть, ниже, чем в случае с остальными. Если, конечно, женитьба все еще в повестке дня.

Брючный карман оттягивает записная книжка Труди. Площадь и плотность прикосновения, как у живой Труди. Леннокс достает книжку, листает. Заметки лаконичные, в одно-два слова. Списки. Вебсайты. Почерк школьный, с сильным нажимом. Этот нажим словно Ленноксу на горло. Усугубляя удушье, листает дальше: несколько раз на странице написано «Труди Леннокс», «Л» и «о» такие же, как в «Лоу». Наверно, пора набрать ее номер, попробовать все объяснить.

Ничего не случилось.