Сова по имени Уэсли - Стэйси О'Брайен Страница 34

– Уэсли! Ты что сотворил? – возмутилась я.

Он радостно чирикнул в ответ. Я вытащила его из унитаза, что было непросто – мало того, что он был тяжелым от воды, так он еще и брыкался, пытаясь вырваться и запрыгнуть обратно в унитаз. В результате и я оказалась вся в воде и туалетной бумаге. Он не сдавался, пока я не опустила крышку.

Я закутала его в полотенца и попыталась согреть.

– Уэс, ты в прошлой жизни цаплей был, что ли?

Он все еще дрожал. Невероятно.

– Не бывает водных сов, сумасшедшая ты птица.

Полотенцами его нормально высушить не получалось, а он явно замерзал, что было очень и очень плохо. Доктор Пэнфилд говорил, что совы могут умереть от холода. На ум приходило только одно решение проблемы, но это обещало быть непросто.

– Уэсли, я тебя сейчас феном просушу, ладно? Ты мерзнешь, тебе надо согреться, так что будем тебя сейчас сушить.

Даже если самих моих слов он не понял, мой тон дал ему понять, что у меня есть четкий план, а это всегда его успокаивало в незнакомых ситуациях.

Я и сама-то редко пользовалась феном. Когда я его включила, Уэсли тут же попытался улететь подальше от источника шума, но обнаружил, что мокрые крылья не в состоянии поднять его потяжелевшее от воды тело. Это напугало его еще больше, и он начал убегать. Я его изловила и усадила на постеленное на колени полотенце. Фен я переключила на самую слабую мощность. Каждый раз, когда на Уэсли попадала струя теплого воздуха, он брыкался, пытаясь с ней бороться. Сова – существо весьма хрупкое, а потому приходилось его отпускать, когда он начинал уж слишком бузить, чтобы он не поранился. Возможно, делу мог помочь мой пример? Он ведь всегда пытался мне подражать.

Я начала сушить феном свои собственные волосы. Он, дрожа, с благоговением наблюдал за происходящим. Выглядел он при этом настолько помятым и грязным, что его невольно становилось жалко. Я навела фен сначала на себя, а потом на него. Он слегка подпрыгнул от неожиданности, расправив крылья, но я уже вновь перевела фен на себя.

– М-м-м, как здорово-о, – призывно протянула я.

Я сделала вид, что расчесываюсь, и он тут же последовал моему примеру, начав чистить свои перья. Я снова навела на него фен, в этот раз он уже не подпрыгнул. Он стоял на месте с выражением мученического стоицизма на сердцевидном лице. Я снова перевела струю воздуха на себя, прежде чем он испугался. Делая так раз за разом, я убедила его спокойно стоять на месте, пока я сушила ему перья. Вообще мне показалось, что ему даже начинает нравиться. «Надеюсь, больше не придется этим заниматься», – подумала я, выключая и убирая фен. Когда я вернулась на кухню, ужин, разумеется, давно остыл. Я была мокрой и местами на мне все еще висели кусочки туалетной бумаги. У мамы при виде меня аж челюсть отвисла.

– Моя сова решила, что она – утка.

Тем вечером я собрала и настроила звукозаписывающую аппаратуру, выданную мне доктором Пэнфилдом. Мама собиралась уехать на следующий день, так что я решила записать немного звуков Уэсли, пока не началась работа. Следующим утром я снова поехала вдоль пляжа. Я с восторгом наблюдала за стаей краснокнижных калифорнийских бурых пеликанов, летящих клином, подобно бомбардировщикам Б‐52, буквально в дюйме от поверхности воды, задрав головы и расправив крылья до предела. Заметив косяк рыбы, они поднимались выше, разворачивались, прижимали крылья к телу и пикировали, совсем как та сипуха у супермаркета пять лет назад. Только вместо того, чтобы в последний миг выровнять траекторию, они врезались в воду со скоростью 40–45 миль в час. Кожа этих пеликанов покрыта маленькими пузырьками, которые при ударе о воду надуваются, как маленькие подушки безопасности, гася удар и защищая их внутренние органы, подобно полиэтилену с пупырышками. Рыбам повезло гораздо меньше – ударная волна от одного-единственного пеликана на такой скорости оглушает их в радиусе примерно шести футов, а самому пеликану остается лишь подобрать добычу. Весьма интересный и изящный способ охоты.

Когда я вернулась домой, Уэсли тут же принялся снова проситься в свой излюбленный аквапарк – ванную.

– Уэсли, подожди минуту.

Но он был непоколебим. В дикой природе совы ничего не запрещают своим партнерам, так что, если уж Уэсли вбивал что-то себе в голову, значит, так тому и быть – остановить его было практически невозможно. Я быстро перенесла аппаратуру в ванную и расположила микрофон между ванной и занавеской.

Я отвязала Уэсли, и он тут же ринулся по коридору к своему любимому «гнезду», где принялся издавать свой брачный зов, который казался в маленькой комнате особенно громким и заставлял вибрировать кафельную плитку. Я нажала кнопку на записывающем устройстве и тихо сидела рядом, пока Уэсли заходился в своем гудящем крике. Мне удалось записать довольно приличный кусок, прежде чем Уэсли внезапно прыгнул на мою руку, и брачный зов сменился попугайским клекотом – как всегда, с протяжным криком в конце. Идеально.

Я все еще плохо понимала, зачем доктору Пэнфилду понадобились эти записи. Когда-то он сам ставил инфракрасную камеру с микрофоном в специальный сипуший «скворечник» и годами записывал звуки его обитателей. У него наверняка уже имелась полная коллекция всех звуков, которые в принципе способна издать сипуха. Так или иначе, я справилась со своим заданием, чему была очень рада.

Я собрала аппаратуру и открыла дверь ванной, за которой стояла мама.

– Что, во имя всех святых, у вас тут происходит?

– Мам! – взвизгнула я от неожиданности. – Э-э, ну, это был брачный зов Уэсли.

– Боже ты мой, звук был жуткий совершенно! Бедняга, вокруг же нет ни одной совы-девочки…

– Мам, Уэсли считает своим партнером меня. Это он меня зовет.

На лице у мамы отражалось постепенное осмысление моих слов.

– Я надеюсь, ты об этом помалкиваешь, Стэйси. Люди ведь не поймут, – с этими словами она развернулась на каблуках и ушла к себе в спальню.

Тем вечером я собиралась принять ванну. Я привязала Уэсли в комнате.

– Я ненадолго, Уэс, – пообещала я. – Я хочу принять ванну.

Не судьба. Услышав звук льющейся воды, Уэсли принялся настойчиво упрашивать, кричать, плакать и чирикать, в общем всячески обозначать свое отношение к тому, что я ушла развлекаться без него. Через несколько минут это стало невыносимо. Может, если я его пущу, он поиграет с журналами, пока я моюсь? Заливая весь пол, я вылезла из ванны и выглянула в коридор. Путь был чист, так что я метнулась в комнату, отвязала Уэсли и побежала обратно, а он догонял меня, как всегда расправив крылья. Я закрыла дверь, вручила Уэсли журнальчик и скрылась за шторой.

Только я опустилась в ванну, как вдруг – шурх, прямо рядом с моей головой. И снова шурх… шурх… шурх. Уэсли врезался в занавеску, явно пытаясь прорваться внутрь. Тут он снова влетел в занавеску, но на сей раз ухватился за ткань когтями и стал махать крыльями – он применял старую тактику молодых сов для лазанья по деревьям. И преуспел – через пару секунд его голова показалась над верхним краем занавески. Н-да, дело плохо, подумала я. Он смотрел вниз на меня с классическими признаками бескрайнего удивления: поднятые крылья и вращающаяся голова. Он буквально чуть из перьев не выпрыгнул, увидев меня, лежащей в целой ванне воды. Целой. Ванне. Для него эта ванна, верно, казалась целым океаном. Он низко-низко наклонился, держась лапами за перекладину.