Последний предел - Даниэль Кельман Страница 33

— Госпожа Лессинг! — закричал я. — Это опять я, Себастьян Цёльнер. Не кладите трубку!

— Нет! — пискнул кто-то на другом конце провода. — Нет!

— Я только прошу меня выслушать!

Она положила трубку. Несколько секунд я рассеянно слушал гудки «занято», потом позвонил снова.

— Это снова Цёльнер. Я всего лишь прошу вас…

— Нет! — пискнула она и положила трубку.

Я выругался. Ничего не поделаешь, кажется, и в самом деле придется к ней ехать. Только этого не хватало!

В ресторане на главной площади мне подали несъедобный салат из тунца. Вокруг было полно туристов, вопили дети, отцы семейств перелистывали карты автодорог, матери атаковали вилками огромные порции торта. Официантка была молоденькая, ничего себе, я крикнул:

— Слишком много масла в салате, замените!

— С удовольствием, — сказала она, — но заплатить вам все-таки придется.

— Но я ведь к нему, — возразил я, — почти не притронулся.

— Это ваше дело, — сказала она.

Я потребовал управляющего. Она сказала:

— Он будет только вечером, но, если хотите, можете подождать.

— Вот еще, мне больше делать нечего, — съязвил я и подмигнул ей.

Я доел салат, но, когда собирался заплатить, вместо девицы явился широкоплечий официант. Чаевых я ему не дал.

Я купил сигареты и попросил у какого-то молодого человека зажигалку. Мы разговорились, он оказался студентом, а сюда приехал к родителям на каникулы.

— А что вы изучаете?

— Искусствоведение, — ответил он и бросил на меня озабоченный взгляд.

— Вполне объяснимо, — откликнулся я, — особенно если вы отсюда родом.

— То есть?

Я широким жестом обвел горный склон.

— Близость Бога?

— Да нет же, здесь ведь живут великие художники. Он не понял.

— Да Каминский!

Он тупо смотрел на меня. Я спросил:

— Вы что, правда не знаете Каминского?

— Нет, не знаю.

— Последний ученик Матисса, — пояснил я, — представитель классического…

— Нет, я этим не занимаюсь, — перебил он меня, — меня интересует современное искусство альпийского региона… Там есть такие любопытные тенденции, вот, например, Гамрауниг, ну и потом, конечно, еще Гёшль и Ваграйнер {17}.

— Кто?

— Ваграйнер! — выкрикнул он, побагровев. — Да вы что, о нем не слышали? Он сейчас пишет картины только молоком и продуктами питания.

— Почему? — спросил я.

Он кивнул, этот вопрос явно уже не в первый раз доставлял ему удовольствие.

— Понимаете, он ницшеанец.

Я отодвинулся и озабоченно посмотрел на него.

— А может быть, Ваграйнер — неодадаист?

Он покачал головой.

— Или он работает в жанре перформанса?

— Нет, — возразил он, — нет-нет. Неужели вы и правда никогда не слышали о Ваграйнере?

Я покачал головой. Он невнятно что-то пробормотал, мы недоверчиво посмотрели друг на друга. Потом разошлись.

Я отправился в пансион, собрал чемодан и заплатил по счету. Завтра я снова здесь поселюсь, если уж я сегодня здесь не ночую, то и платить за эту ночь бессмысленно. Кивнул хозяйке, отбросил окурок, нашел тропинку и стал подниматься в гору. Такси мне не понадобилось, теперь подъем давался легко; даже с чемоданом я быстро добрался до указателя. Все время по тропе, первый, второй, третий виток серпантина, автостоянка. У садовой калитки по-прежнему был припаркован серый «БМВ». Я позвонил, Анна сразу же открыла.

— Дома есть кто-нибудь? — спросил я.

— Он один.

— А почему машина еще здесь?

— Она поехала на поезде.

Я испытующе посмотрел ей в глаза:

— Я за сумкой, забыл ее у вас.

Она кивнула, повернулась и пошла в дом, оставив дверь открытой. Я проскользнул за ней следом.

— Звонила моя сестра, — сказала она.

— Вот как!

— У нее неприятности.

— Если вам нужно уйти, я могу за ним присмотреть. Несколько секунд она нахально глядела мне в глаза.

— Как любезно с вашей стороны. — Она поправила на себе рабочий халат, наклонилась и подняла с пола туго набитую дорожную сумку. Прошла к двери, замешкалась и вопросительно посмотрела на меня.

— Не беспокойтесь! — тихо сказал я.

Она кивнула. Шумно вздохнула, потом закрыла за собой дверь. Через кухонное окно я смотрел, как она мелкими шажками, неуклюже идет по автостоянке. Сумка болталась у нее в руке.