Другие места - Николай Фробениус Страница 33

– Это V. – Он улыбнулся.

– Что это?

– Это все равно что получить электрический разряд, действует мгновенно, но первый эффект длится всего несколько секунд. Потом уже он действует как кокаин или амфетамин, только мягче и без побочных явлений.

– У всего есть побочные явления, – сказал я и взял костяную трубочку. Глаза мои были прикованы к порошку цвета клея, насыпанному на столе.

– Его разработала одна швейцарская фирма для выведения людей из комы или из бессознательного состояния. Но ожидаемого результата не вышло. Зато кто-то обнаружил, что порошок дает необыкновенно приятное опьянение. Мир вдруг кажется совершенно иным.

Я вдохнул желтую полоску, и в голове сразу возникло бурлящее чувство, словно вся кровь прилила ко лбу. Несколько секунд мне казалось, что меня приподняло со стула и я вижу комнату издали. Она была окрашена новым светом. Я засмеялся.

– Это психотропная формула немедленного удовлетворения. Самая точная характеристика общества потребления.

– А это хорошо или плохо? – смеясь, спросила Тея. Она как раз вдохнула последнюю полоску.

Роберт перешел на скороговорку:

– По-моему, это хорошо. Разумеется, мы все наркоманы. Все без исключения. Всегда. Хронически зависимые потребители. Что бы мы делали, если бы не могли потреблять? Мы – микробы в организме потребления. Условие жизни этого организма – потреблять больше, чем ему нужно. Вы согласны? Ведь мы считаем, что все может стать лучше, облагородиться. Это наследие алхимии. Но я не думаю, что оно так уж опасно. Я не разделяю скепсиса критиков нашей культуры. Наконец-то разрешено потреблять, не испытывая при этом угрызений совести. Угрызения совести – это нечто, придуманное в тринадцатом веке, чтобы расправиться с язычеством. Испытывать угрызения совести из-за мелких грехов очень старомодно. Меня это по-настоящему удивляет.

– Что удивляет?

– Что люди до сих пор испытывают угрызения совести из-за того, что они несовершенны.

Я никак не мог привыкнуть к его чопорному языку. Не ждал, что у столь нервного типа будет такой язык. Теперь я уловил в его голосе что-то новое – возбуждение, восторг.

– По-моему, это просто предлог, чтобы позволять себе делать все, что заблагорассудится, – сказал я.

– А разве вообще все не является неловким предлогом?

Обостренная осторожность отступила, и я почувствовал себя спокойнее.

– Правда, они хорошенькие? – Тея протянула Роберту свои ноги с крохотными пальчиками. Мы посмотрели на ее пальчики, но ничего не сказали.

Потом втянули в себя еще по порции V.

Серый свет проникает в череп. Он разбивает меня вдребезги. Кусочек за кусочком я отрываюсь от города и разлетаюсь лучами светящейся пыли.

Я танцую среди безволосых женщин. Какой-то человек запускает руки в мои мысли и стаскивает меня с орбиты вожделения.

Сна как не бывало.

Роберт улыбается, он улыбался весь вечер. Мы стоим возле крепости Акерсхюс, над нами фьорд, а небо – как ковер под ногами. Где-то внизу шумит город.

– Я должен сказать тебе одну важную вещь, – говорит он.

– И что же это?

– Что-то очень важное.

– Что?

– Ты – мой брат, – говорит он.

Я начинаю смеяться, у меня трясутся руки и голова. Я наклоняюсь к земле. Икаю.

– Ты не понимаешь, – говорит он. – Ты мой брат.

Он без конца повторяет это, пока мы идем по городу и едем в такси в его квартиру. Все время он говорит одно и то же – «ты мой брат», и последнее, о чем я думаю, – это то, что мне скоро придется выключить этот голос.