Пространство Готлиба - Дмитрий Липскеров Страница 33

– Вам нравится?

– Нравится.

– Теперь я сяду?

– Ага.

Она села на край стула, сведя колени, с прямой спиной, словно школьница.

– Я хочу сказать вам несколько слов. Можно?

– Конечно, – позволил я.

– Я предназначена для вас, – повторила она. – Я создана для вас, а вы для меня. Все остальное почти совсем не важно. Вы согласны?

– Да, – ответил я, абсолютно согласный с ее словами.

– Я люблю вас, – произнесла она чуть слышно, опустив глаза.

После этих слов во мне будто все праздники мира соединились! Огромное счастье затолкалось из меня, и я заговорил в ответ, затараторил сумбурно:

– Я тоже вас люблю! Я вас всю жизнь себе представлял и придумывал! Вы даже не предполагаете, сколько счастья сейчас во мне, сколько мне хочется сказать вам!..

– Правда?!

Она подняла на меня глаза, и столько в них было неподдельной детской радости, словно ей было страшно, что на признание я могу ответить грубостью.

– Я счастлива.

После этих взаимных откровений мы целую вечность сидели молча и просто смотрели друг на друга со счастливым умилением.

– Давайте выпьем, – предложила она. – Чуть-чуть.

– С удовольствием! – поддержал я и тут же спохватился:

– Только вот у меня ничего нет. Была единственная бутылка и…

– В ней очень хорошее французское вино. Почему бы нам его не попробовать?

– Вы так думаете? – неуверенно переспросил я, вспоминая, как некоторое время назад в бутылке горело порохом.

– Конечно.

Я разлил жидкость по бокалам, и она первая подняла свой.

– За вас! – сказала ласково.

– За нас! – уточнил я.

Она вновь улыбнулась, кивнула головой и выпила до дна. Я поспешил сделать то же самое, с удивлением ощущая необыкновенный аромат вина. Французский нектар скользнул в желудок, заиграв в нем слабыми градусами, и я ощутил прилив сил, как будто это было вовсе не вино, а опиумный настой. Стало жарко, воздух загустел, и я почувствовал сильное желание. Столь мощное, что казалось, желание написано на моем лице толстым японским фломастером. Вожделение сделало мое тело тяжелым, голова наклонилась вперед, по-бычьи, еще бы секунду – и изо рта стала бы капать слюна с необыкновенным содержанием тестостерона.

– Мне тоже трудно удерживать себя, – сказала она.

Я нервно сглотнул.

– Это вино такое, – пояснила она, и я заметил, как лицо ее покраснело, а глаза заблестели. Губы приоткрылись, и она слегка закусила кончик языка.

Я увидел, как ее рука потянулась к лампе и, нащупав выключатель, погасила свет.

– Идите ко мне, пожалуйста, – попросила она, и я устремился на этот зов со всем стремлением магнитной стрелки к Северному полюсу.

Господи! Она совершенно ничего не стеснялась, как будто мы с ней были мужем и женой целую вечность! Ее тело было приспособлено для моего, как створка одной раковины для другой. Каждый мой поцелуй был удовлетворен той частью тела, для которой я его предназначал. Каждое мое движение находило в ней отзыв, словно она была эхом моих желаний и наслаждений. Каждый градус моего тепла она удваивала своим, передавая его через сухие губы, через тонкие пальцы, через вздрагивающую грудь и вжатые друг в друга бедра…

– Ах! – шептала она, и я чувствовал, как велико ее наслаждение. – Ах!..

– Милая моя! – отвечал я, ощущая от ее "ах!" могучий прилив сил. – Господи!..

Уже совсем после, под самое утро, когда мы зажгли свет, перемешивая электричество с рассветом, я увидел ее губы. Они были столь красны, столь пунцовы, как будто их натерли лесной малиной – так мы нацеловались основательно.

– Откуда ты? – спросил я.

– Из бутылки, – ответила она, облизывая губы.

– Ты – джинн?

– Нет.

– А кто?

– Жена.

– Это хорошо, – произнес я удовлетворенно и поцеловал ее в живот, где-то в глубине сознания удивляясь, сколь знаком мне запах ее тела.

– Ты будешь стирать мне вещи?

– Буду, – вздохнула она обреченно.

– И гладить будешь?

– И гладить.

– А обед варить?

– Согласна.

– А у тебя много было мужчин?

– Ты обещал не спрашивать про прошлую жизнь.

– Обещал, – согласился я.

Мы болтали о многом незначащем, пока не пошли под окнами первые троллейбусы. Я заснул на полуслове, а когда проснулся, день был в разгаре. Она уже не спала, а звякала на кухне посудой, готовя завтрак.

Она поджарила гренки, и они были так вкусны, как были вкусны только в детстве, приготовленные матерью. Пока я ел, она порыскала в стенном шкафу и нашла какие-то мои джинсы и свитер.

Она переодевалась, я наблюдал за ней впервые при дневном свете и шалел от вида ее безупречного тела.

Она поцеловала меня и сказала, что отправляется на рынок, чтобы что-нибудь купить и приготовить обед, пока я буду на работе.

– А я сегодня свободен.

– Тем более надо приготовить обед! – подтвердила она и выскользнула за дверь.

Я принял душ и, счастливый, решил привести квартиру в порядок. Из большой лейки полил комнатные цветы, горшки с которыми мне принесла когда-то Зина, вытер пыль и, уложив в мусорный мешок бутылку из-под французского вина, вынес его во двор. А тут как раз отъезжал от подъезда мусоровоз, и я, раскачав мешок, бросил по-мальчишечьи его в мусороприемник. Звякнуло о кузов разбитое стекло, и машина натужно выкатила со двора.

Веселый и беспечный, я вернулся домой с чувством выполненного долга. Я заслуживал похвалы, а потому уселся с чашкой кофе и принялся листать утреннюю газету.

Она вернулась через полчаса и, выгрузив сумки на кухне, зашла в комнату. Поцеловала меня в шею и огляделась по сторонам. Почему-то занервничала и вышла в кухню. Зазвенела посудой, затем вновь вернулась, села на корточки и заглянула под диван.

– А где бутылка?

– Какая бутылка? – не понял я.

Она посмотрела на меня, и я увидел, сколь бледно ее лицо.

– Здесь была бутылка из-под французского вина! – произнесла она, заметно нервничая. – Куда она подевалась?!

– Что случилось? – Я уже понимал, что произошло что-то нехорошее.

– Помоги мне найти бутылку! Я хорошо помню, что она стояла в комнате. Я ее никуда не уносила!..