Влюбленные лжецы - Ричард Йейтс Страница 33
Влюбленные лжецы - Ричард Йейтс читать онлайн бесплатно
— Да уж. Это долгая история. — И, опустив глаза, он принялся разглядывать чашку, уверенный, что краснеет, и продолжал делать это, пока не почувствовал, что теперь уже вполне можно поднять взгляд и переменить тему разговора. — Джудит, я, наверное, скоро уеду домой. Кэрол нашла в Нью-Йорке квартиру, так что, как только я…
— Ах, как чудно, что вы с этим справились, — отозвалась Джудит. — Ах, как это чудесно.
— Справились с чем?
— С тем, что делало вас такими несчастными, хоть и не знаю, с чем именно. Ох, как я рада. Надеюсь, вы не рассчитывали всерьез, что я поверю в эту чепуху о заболевшем родственнике, а? Я даже немножко рассердилась на Кэрол: как она могла подумать, что я куплюсь на такое? Меня так и подмывало спросить: «Ох, ну скажи мне, дорогая. Скажи». Потому что, видишь ли, в старости… — Тут ее глаза увлажнились, и она тщетно попыталась вытереть их. — В старости, Уоррен, так хочется, чтобы те, кого любишь, были счастливы.
В ночь перед тем, как сесть на корабль, отплывающий в Америку, когда чемоданы были уже упакованы и квартирка на первом этаже блестела настолько, насколько могла после целого дня тщательнейшей уборки, Уоррен взялся за последнее дело, которое требовалось сделать, и принялся наводить порядок на письменном столе. Большинство книг предстояло выбросить, а все нужные бумаги сложить и упаковать в последний из чемоданов, где еще оставалось свободное место. Когда работа подошла к концу, до него стало наконец доходить, что он уезжает отсюда! Он возвращается домой! Взявшись за последний листок, он обнаружил под ним картонную музыкальную шкатулочку.
Какое-то время он медленно вращал ее ручку в обратном направлении, словно для того, чтобы навсегда запомнить ее сумбурную, печальную мелодию. Он позволил, чтобы она воскресила у него в памяти образ Кристины, шепчущей в его объятиях: «О, я люблю тебя…» — потому что ему хотелось запомнить и это, а потом выпустил шкатулку из рук, и та упала в кучу прочего мусора.
Удача явно не сопутствовала Пятьдесят седьмой дивизии. Не успела она прибыть в Европу, как тут же понесла тяжелые потери в Арденнской операции. Спешно пополненная новобранцами, с тяжелыми боями продвигалась она через Восточную Францию, а затем Германию, не слишком геройски, но и ни разу не испытав позорного поражения, и так продолжалось, пока в мае война не подошла к концу.
В июле сорок пятого, когда служба в оккупационной армии обещала стать лучшей порой в жизни любого американского солдата — в Германии тогда было невероятно много свободных девчонок, — весь личный состав злосчастной Пятьдесят седьмой погрузили в железнодорожные эшелоны и повезли обратно во Францию.
Большинство солдат сочло это наказанием за то, что они не оправдали возложенных на них надежд. Некоторые даже попытались высказать свое неудовольствие вслух, благо путешествие в товарных вагонах выдалось длинным и нудным, но им быстренько приказали прикусить языки. Перспектива, что в месте назначения их ожидают радушный прием и приятная жизнь, была почти безнадежной: в то время французы относились к американцам довольно неприязненно.
Когда поезд, перевозивший один из батальонов, наконец остановился посреди солнечного, заросшего сорняками поля близ станции с табличкой «Rheimes», непонятно что означавшей, никто даже не удосужился выяснить, как читается это название, все высыпали из вагонов и при полной выкладке устроили соревнование, а призом стали места в грузовиках, на которых солдаты и покатили к новому месту дислокации; лагерь представлял собой скопление квадратных, рассчитанных как раз на одно отделение армейских палаток цвета хаки, наспех поставленных несколько дней назад. Там им велели набить специально приготовленной соломой муслиновые наматрасники и поставить незаряженные винтовки стволами вниз в развилки, которые образовывали опоры их походных полотняных коек. На следующее утро капитан Генри Р. Уиддоз, человек весьма грубый и большой любитель спиртного, командир третьей роты, все подробно объяснил своим подчиненным, выстроив их посреди высокой пожелтевшей травы в проулке между палатками их роты.
— Насколько я понимаю, — начал он, нервно вышагивая в своей манере взад и вперед, — вот это и есть так называемый передислокационный лагерь. И таких собираются соорудить в здешних местах целую уйму. Сюда будут выводить части из Германии в соответствии с балльной системой и пропускать через эти лагеря, фильтруя и оформляя документы для отправки домой. А наша задача здесь — именно осуществлять эти самые, как их там, фильтрацию и оформление. Мы тут постоянная команда. Пока мне не известно, что входит в наши обязанности. Наверно, как всегда, обслуживание и писарская работа. Во всяком случае, я так думаю. Как только я буду располагать более точными сведениями, сразу сообщу вам. Вот.
Капитан Уиддоз был награжден Серебряной звездой за то, что прошлой зимой возглавил атаку по колено в снегу. Эта атака обеспечила тактическое преимущество на их участке фронта, но в ней полегла почти половина его взвода. Так что даже теперь в роте, которой он командовал, многие продолжали его побаиваться.
Через несколько недель после прибытия в лагерь, когда матрасы стали совсем тонкими, а на винтовках из-за росы начали появляться крапины ржавчины, в одной из вышеупомянутых армейских палаток произошел забавный случай. Темнокожий сержант по имени Майрон Фелпс, тридцати трех лет от роду, но выглядящий гораздо старше и на гражданке работавший горняком на угольной шахте, осторожно стряхнул пепел со своей большущей сигары из армейского магазина и заявил:
— Эй, вы, ребята, кончай без конца трепаться про эту вашу Германию. Только и слышно, что ах, Германия, ох, Германия, ух, Германия. Осточертело! — После этих слов он лег на спину и растянулся во всю длину, да так, что хлипкая койка просела под ним до самой земли. Одну руку он блаженно заложил себе за голову, а другой, лениво и не выпуская из пальцев сигары, жестикулировал, продолжая говорить: — Я хочу сказать, какого черта стали бы вы делать в этой вашей Германии, окажись там? А? Ну гульнули бы, ну перепихнулись и заработали трипак, или сифон, или птичку-гонорейку, и больше-то ведь ничего, и стали б тогда нахрюкиваться этими вашими шнапсом и пивом, вконец размякли бы и совсем потеряли форму. Ведь так же? Ну что, я не прав? Слышьте, ежели кто спросит меня, так по мне, тут по-любому куда лучше — свежий воздух, крыша над головой, есть пища и дисциплина. Вот это я понимаю жить по-людски.
Сперва все решили, что Фелпс просто дурачится: прошло где-то секунд пять, в течение которых все стояли раскрыв рты и глазели — сперва на Фелпса, затем друг на друга, потом снова на Фелпса, — и лишь потом раздался первый взрыв хохота.
— Бо-о-же мой, Фелпс, во сказанул: жить по-людски! — выкрикнул кто-то, а другой воскликнул:
— Фелпс, ну ты и муда-а-ак! И всегда такой был!
Совсем затюканный, бедняга с усилием сел на койке; лицо его выражало жалость и гнев одновременно, от замешательства на щеках даже выступили красные пятна.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии