Каменные клены - Лена Элтанг Страница 33
Каменные клены - Лена Элтанг читать онлайн бесплатно
Саша знала наверняка, что мачеха не думает об отцовской болезни, как о беде, червоточине, напасти, пагубе или злополучии — до нее просто не доходит, что отец может не проснуться однажды утром. С таким же небрежным видом древние кельты, убежденные в бессмертии души, одалживали друг другу деньги с условием вернуть их в Другом Мире. [56]
Саша боялась говорить с отцом о больнице, боялась, что он согласится, и ей придется остаться наедине с двумя чужими слонами — она где-то прочла, что цейлонский слон, отбившись от своего стада, умирает от одиночества, и чувствовала себя таким слоном, попавшим в индийское стадо, сплошь состоящее из чужаков.
2008. Саут-Ламбет
Тетя, ты не поверишь, он настоящий валлиец, у него в коридоре на стене флаг с Красным драконом, называется Ddraig Goch, [57]он, кажется, родился в западном Гламоргане — прямо как Энтони Хопкинс! Он пресвитерианец, разумеется, и любит лук-порей и горячие тосты с расплавленным сыром.
Я долго думала, как описать его получше, чтобы ты меня поняла. Начну с самого странного: он никогда не смеется, только улыбается, но как-то тревожно. Хотелось бы мне однажды рассмешить его до упаду.
Еще у него разные глаза: один серый, другой зеленый, это видно, если при дневном свете смотришь ему прямо в лицо. Но знаешь, тетя, это еще исхитриться надо — посмотреть ему прямо в лицо. На лестнице он всегда кивает и быстро проходит, даже о погоде ни слова не скажет, а когда оставляет мне ключи, смотрит в сторону или опускает взгляд. Но это у него не от застенчивости, понимаешь? Это что-то другое, только я никак не могу понять — что.
Позавчера я пришла к нему сама, испекла печенье, сложила в корзинку и пришла, вроде как по-соседски, ужасно боялась, что он будет не один, но он был один.
Сегодня День святого Дейвида, дорогая Табита, сказал он, открыв мне дверь, а у меня, как назло, нет ни одного нарцисса. Он открыл красное вино — из тех, что я купила! — и принес два бокала: один коньячный, а второй вообще не пойми какой, наверное, для воды.
Я зачем-то сказала, что не пью, тогда он взялся варить кофе, стал искать турку, а я сказала, что у меня есть кофейная машинка, только площадку надо перейти, и он пошел ко мне, покорно, прямо как ребенок.
Дома я отстригла желтый цветок от своей опунции и приколола к его свитеру булавкой. Помнишь, как я радовалась, что опунция наконец распустилась? Это хороший знак.
Лицо у него усталое, будто пересохшее, много мелких морщинок возле глаз, а рот такой свежий, мальчишеский, как будто от другого лица совсем. Жаль, что он так мало улыбается. Еще у него ямка на подбородке, странная — как будто кто-то начал писать там букву У.
Похоже, я слишком много думаю о его лице.
Впрочем, ты сама его скоро увидишь и все поймешь.
Ты ведь приедешь на Пасху, верно? К тому времени многое в моей жизни изменится.
Soft fire makes sweet malt.
Твоя совершенно счастливая Т.
Wae's me, wae's me;
The acorn's not yet
Fallen from the tree.
Четвертое июля.
Я перерыла всю их темноватую спальню, но нашла только водительскую карточку, хорошо спрятанную фотографию смеющегося атлета, пачку десяток, перехваченную резинкой для волос, и два старых мачехиных письма из Индии с седобородым гуру на марке. У старика был пристальный грустный взгляд, и я представила себе, как Хедда выбирала этот портрет на почте, пытаясь достучаться до моей совести.
Значит, все так и было — Младшая залезла в мой тайник, нашла письма матери и решила меня наказать. Теперь я искала найди-не-знаю-что в ее тайниках, до смешного похожих на мои — в бельевом ящике комода, в бархатном медведе, в кармане старого зимнего пальто.
Хеддины косноязычные письма разъедали мне ладони, будто негашеная известь, я сунула их обратно в белье и подошла к окну. За окном простиралась зеленая клубная поляна, цветущая вчерашней скорлупой и кожурой мандаринов, в утреннем свете она казалась полем боя, с которого только что унесли последних гетайров и персов, не хватало только пасущихся коней в бронзовых нагрудниках.
Водительские права показались мне чужими — на снимке было плоское лубочное лицо с сильно запавшими глазами. Я уже хотела положить их обратно, когда увидела на обороте фамилию Дрессера, а рядом с ней имя моей сестры. Господи, вот это — маленькая Эдна А.? Бедная моя девочка.
Я задернула сетчатые шторы, вышла в коридор, взяла с вешалки плащ смотрителя и встала перед гардеробным зеркалом во весь рост.
Как она это сделала?
Я сняла несвежий оранжевый халат, одолженный в ванной комнате. Спина и ноги тут же покрылись мурашками от сквозняка. В нижней части двери была круглая кошачья дыра, вчера я ее не заметила, оттуда струился прохладный воздух, дыхание спящей реки. Мне вдруг стало весело оттого, что я стою здесь, раздетая догола, в нескольких шагах от Темзы. Все-таки в реках есть что-то детское, необязательное, в отличие от морей, море всегда хочет от тебя большего, а если ты не даешь — отворачивается.
Надев плащ и завязав пояс, я посмотрела на себя, а потом еще на кого-то, стоящего, допустим, в дверях спальни. Вот так, да? Кто-то осторожный осклабился в глубине зеркала и двинулся ко мне. Женщина в плаще надула губы и тряхнула головой, быстрый беличий взгляд метнулся вправо и вверх. Нет, не так. Я медленно развязала пояс, распахнула плащ и посмотрела на свою грудь — две розовые волчьи ягоды вместо крупной янтарной морошки, нет, не то.
В кухне хлопнула дверь, где-то послышались босые шаги, потом, почти сразу же — бормотание крана и раздраженный визг кофемолки. Шесть часов. Смотритель всегда встает в шесть часов, а во время регаты — даже не завтракает, об этом он меня предупредил еще с вечера.
Мне придется завтракать одной в кухне моей сестры, намазывать джем моей сестры на хлеб моей сестры и смотреть, как по клубной поляне снуют уборщики в бело-голубой униформе, пока моя сестра дремлет далеко отсюда, в брайтонском гостиничном номере, прижав к себе теплую тряпичную Фенью.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии