Тайнопись - Михаил Гиголашвили Страница 33

Теперь она с утра получает полный отчет: дети в цирках-зоопарках, муж работает, а потом на свадьбах-поминках гуляет или внеурочно работает. Всё это было ей очень понятно и знакомо: она всю жизнь всех ждала. Можно и еще подождать.

Временами, правда, она забывает, чего она именно ждет, и начинает по привычке собираться:

— Пора!

Но резонные объяснения тут же останавливают её:

— Куда пора?.. Дети уже поели, пошли в футбол играть.

Не зная, что ответить, она беспокоится дальше:

— Соседка сказала, в магазине мясо по талонам дают. И очередь небольшая! Надо купить! — но получает обстоятельный ответ:

— Нет, соседка ошиблась. Завскладом больной, принять не смогли, завтра продавать будут. Завтра!

«А, завскладом нету, бывает… — понимает баб}'шка. — Ну, завтра так завтра. Подождем».

Погода тоже служит серьезным поводом, чтобы не спешить, никуда не уходить. Откидывая занавеску, зять показывает:

— Видите — зима, холодно! Потом пойдем, когда потеплеет! А сейчас зима, скользко. Упадете, матку шейки сломаете! — (И правда — вид снега за стеклом убеждает её, что лучше повременить с уходом).

Если светит солнце, то идти будет нестерпимо тяжело:

— Потом пойдем, когда не так жарко будет! Все вместе пойдем! Так веселее!

«Да, — в душе соглашается бабушка. — Всем вместе идти веселее, а поодиночке — жарко…»

И она ждет — упорно, терпеливо. Когда-нибудь, наконец, все придут со двора, вернутся с работы, сядут за большой стол, и станет опять шумно, смешно, светло и радостно, как это бывало раньше… Может, и ноги пройдут и пойдут?.. И в голове посветлеет? И муж, наконец, явится?.. Что-то долго его нет — не к бухгалтерше ли, стерве, завернул?.. Соседка по секрету говорила, что в кино их вместе видела… Надо проверить, да всё времени нет…

V

Склероз оказался вещью чрезвычайно приятной — ничего не надоедает, всё впервые видишь и слышишь. И каждый день интереснейшие новости открываются. Например, бабушка никогда бы не подумала, что у них в квартире столько комнат — ходи, озирайся, костылем двери распахивай, со счету сбившись. То новые комнаты откуда-то берутся, то старых никак не найти. В поисках уборной блуждает она по квартире, открывает шкафы и кладовки, с изумлением озирая их внутренности и панически думая, куда делся толчок, который утром был еще тут. Неужели тоже украли?..

На поднос с едой она смотрит долго и испытующе, пытаясь вспомнить, что с этим надо делать: чистить, резать, шить, гладить или стирать? И если бы зять Юра не показывал жестами:

— Ам-ам! Кушать! — она бы ни за что не додумалась, что это всё можно класть в рот и жевать.

Недавно вот нашла одну белую комнату с громадной лоханью. Зачем бы такая огромная лохань?.. Как её поднять, переставить, передвинуть? Внучка орет:

— Забыла, бабулька? Это ванна называется. Купаться! Чупи-чупи!

А бабушка и сама уже знает: конечно, чупи-чупи, но почему такая здоровая?.. Раньше таких никто не видел. У них с мужем вообще ничего не было. Уборная и кран — во дворе. Горбаня № з, прямо за углом, по улице Сталина. И всё. Раз в неделю или две искупался — и хватит, чего еще?.. Часто мыться вредно, врачиха из поликлиники всегда говорила. Если что — и в тазике помыться недолго. Ведро согрел — и готово.

Очень завлекательным местом оказался стенной шкаф. Бабушка часами перебирала одежду, белье, туфли. Сортировала, разбирала. Некоторые старые платья и блузки рвала «на тряпки», увязывала в тюки, прятала под вешалками. А туфли выкладывала на стол, чтобы не забыть в суматохе отъезда — пусть на видном месте будут…

И всё бы хорошо, но вот новая напасть: дети-хулиганы стали костыли воровать. Не дети, а фашисты. Она их, правда, даже и не видит, а только слышит. И никак поймать не может. Поймала бы — надрала бы уши за милую душу!.. Костыли — не иголки, куда их спрячешь?.. Под одеяло?.. За кровать?.. В крайнем случае можно в большой лохани водой залить… А детей наказать. Но мужа всё нет, а она не может разорваться, где еще время детей шлепать!..

Объектом особого воровства были также вставные челюсти. Костыли и челюсти — последние друзья человека. И очень хорошо, что их — по паре. Можно костылями челюсти по полу гонять. Или, наоборот, челюсти на костыли вешать — красиво! Или, например, челюстями очень удобно крошки со стола сметать. Или землю в цветочном горшке ковырять. По батарее стучать. В солонку макать, а потом удивляться, почему хлеб такой розовый, соленый и черствый.

Но именно потому, что челюсти такие красивые и нужные, их надо особо беречь и прятать, а то как пить дать сопрут. Челюсти поочередно исчезают из бабушкиного рта и после долгих поисков обнаруживаются в раковине, под подушкой, в карманах халата, за шкафом, в тарелках, среди объедков, в цветочных горшках или где-нибудь в тапочках или стиральной машине.

Бабушка нутром чувствует, что челюсти — это её последнее достояние, без которого жить совсем нельзя, всё остальное уже украдено. Поэтому она всё надежней прячет их от воров, котов, детей и хулиганов. И каждое утро — одна и та же паника:

— Челюстей нет!

Внучка уходила на работу, а поисками занимался внучкин муж, которому некуда было спешить. Челюсти искать — тоже дело охраны, ничего не попишешь. Дернув утренний мерзавчик и натянув старые кожаные перчатки, он начинал щупать бабушкины карманы и запазухи, переворачивать затхлое постельное белье, ворошить чулки, рыться в остатках еды, копаться в мусоре, обуви и цветочной земле, нещадно матеря при этом челюсти, бабушку, свою несчастную жизнь, весь несправедливый мир в целом и равнодушного Бога — в частности.

Иногда на помощь призывался сосед, из русских немцев, Васька Шнайдер, тоже пьяница, но хороший слесарь. Вся большая семья Васьки уехала в Германию, а его не взяли за то, что он был т. н. кварталыциком — пять рабочих дней держался, а на субботу-воскресенье уходил в тяжелый запой. Чиновники из немецкого консульства, увидев справки из ЛТП и вытрезвителей, решили не признавать Ваську немцем, вписали ему в анкету «русский» и не выдали разрешение на въезд, что было совсем неправильно, потому что и в запое Васька не терял главных качеств своего немецкого характера. И если он принимался с диким механическим педантизмом и маниакальным упорством перебирать предметы в комнатах, то всегда находил челюсти.

Зять хвалил его:

— Вот что менталитет делает! Вас бы, немцев, над нами поставить — в два счета рай бы построили, а то эти жиды наверху только о своих карманах заботятся! С меня причитается! Как не пьешь?.. Да уже вечер пятницы наступает, можно немного глотнуть! Покарауль бабусю, я мигом сбегаю.

Васька усаживался в кресло, зять бежал за бутылкой, а бабушка с удивлением думала: «Чего им надо? Чего они всё переворачивают верх дном?.. Ремонт, что ли, затеяли?.. Или потеряли что?.. Или переезжать собрались?..»

Ладно, раз покоя нет — хуже вам будет! Стала бабушка челюсти не поочередно, а сразу обе вместе в разные места прятать, чем привела зятя в окончательное бешенство. И он, по совету Васьки, решил прикрепить их к бабушке. Вдвоем они накрепко привязали нитки к челюстям, потом намотали нитки на бабушкины уши — жуй, бабушка, на здоровье!