Знай, что я люблю тебя - Луис Леанте Страница 33

Монтсе было мучительно стыдно за свои слова, которые казались ей глупыми и неуместными, но других она не находила. Аяч Бачир, кажется, понял наконец, почему ей так не терпелось с ним встретиться. Они молча смотрели друг на друга, пока африканец снова не перевел взор на фотографию.

— Этот человек не мертв, — уверенно сказал он. — Я знаком с ним — он был на моей свадьбе три года назад.

Монтсе глубоко вздохнула и попросила африканца посмотреть еще раз. Он присмотрелся более внимательно.

— Да, так и есть, это дядя моей жены.

— Мамии Салек?

Он посмотрел на доктора Камбру благодарным взглядом, чувствуя признательность за то, что она помнит имя покойной. Казалось, мужчина растроган этим.

— Да, конечно. Последний раз я видел его на нашей свадьбе. Жена любила его словно родного отца. Он живет в daira Бир Гандус, это один из районов wilaya Ауссерд.

Монтсе не могла скрыть разочарования, которое принесли ей эти слова. Она наклонила голову и начала рассеянно разглядывать готовящего чай паренька.

— Значит, это не он, — сказала она чуть надтреснутым голосом. — Тот человек, о котором я говорю, был испанцем…

— А я и не утверждаю, что он сахарави! Я всего лишь сказал, что он дядя Мамии. Моя жена могла бы много чего рассказать вам про него. Но в чем я точно уверен, так это в том, что он родился в Испании.

— Вы помните его имя?

— Юсуф. Его зовут Юсуф. Второй человек на фотографии — это Лазаар Баха, его шурин. Он погиб при штурме столицы Мавритании, вместе с нашим президентом. Я родился в тот год.

— Вам говорит о чем-нибудь имя Сантиаго Сан-Роман?

— Нет, никогда о таком не слышал. — Аяч Бачир снова уставился на фотографию. — Я его плохо знал. Мы всего лишь перекинулись парой слов… У моей жены где-то есть более поздние фотографии. Он очень изменился. Его сильно ранило в той войне. Он мне показался странным. Говорят, смерть жены совершенно выбила его из колеи.

Второй африканец протянул Монтсе маленький поднос. Она взяла стакан, Аяч Бачир поднял второй. У доктора Камбры дрожали руки, когда она подносила чай ко рту. Детский плач, доносящийся из глубины дома, усилился. Зачем только она сюда пришла? Прошлое нельзя изменить, ни свое, ни чужое. Несмотря на это, она не смогла сдержаться:

— Так он был женат?

— Да, на тете Мамии. Его дочь учится в Ливии, а сын подорвался на мине в Муро.

Что еще за Муро? И где находится этот самый Ауссерд? Что значит wilaya? Монтсе больше не хотела об этом думать, но в голове роились все новые вопросы. В гостиную вошла женщина и замерла на пороге, обнаружив постороннего человека. Ее голову украшала густая копна длинных черных волос, одета она была в джинсы, как и Аяч. Она извинилась, потом перебросилась с мужчиной парой слов на арабском. Паренек неожиданно вмешался, что-то горячо возражая. Женщина казалась очень взволнованной. Все трое говорили очень тихо, будто боясь кого-то потревожить. Аяч вышел из комнаты. Второй африканец невозмутимо продолжил готовить новую порцию чая. Неожиданно он поднял голову и улыбнулся Монтсе, а потом вновь полностью погрузился в свое занятие.

В комнату вернулся Аяч, он извинился:

— Простите мое отсутствие. У Фатимы ребенок болеет. Она очень переживает, потому что не знает, что с ним.

— Это сын Фатимы так отчаянно плачет?

Африканец кивнул в ответ. Монтсе подняласьи кинула сумку на кресло. Мужчины удивленно на нее посмотрели, явно не понимая, что она собирается делать. Лицо доктора Камбры, наоборот, стало очень серьезным и сосредоточенным, едва ли не рассерженным.

— Где ребенок?

— В комнате женщин.

Монтсе решительно вышла из гостиной и быстро направилась вперед по коридору, ориентируясь на детский плач. Фатима и еще одна женщина, постарше, сидели на полу, баюкая ребенка. Монтсе приблизилась к ним и протянула к ребенку руки:

— Не волнуйтесь, я врач.

Фатима вся аж засветилась изнутри. Она вскочила и передала ребенка испанке. Та положила его на матрац. Это был младенец четырех-пяти месяцев.

— Он с полудня плачет и не берет грудь, — сквозь всхлипывания объяснила мать.

— Когда он ел в последний раз?

— В десять, — без тени сомнения сказала вторая африканка.

Двое мужчин смотрели на них с порога комнаты, явно смущаясь и не решаясь войти.

Пока доктор осматривала малыша, в комнате царила гробовая тишина. Она распеленала мальчика и, осторожно надавливая, ощупала ему живот и грудь.

— Его нужно срочно напоить. У него обезвоживание.

— Он не хочет открывать рот, — сказала Фатима, прекращая размазывать по лицу слезы.

Монтсе бросила взгляд на грязный подгузник.

— У него сильные колики. Не плачь, пожалуйста, ничего страшного нет. Давайте ему настой из укропа, аптечной ромашки и аниса. В этом возрасте у детей еще не окрепли внутренние органы, поэтому часты расстройства. Но мы его быстро поставим на ноги. Отвар ромашки и небольшой укольчик — вот и все, что ему нужно. Если помогает кошкам, поможет и ребенку, — пошутила она, стараясь снять напряжение и вызвать у матери улыбку.

Фатима перестала плакать. Аяч Бачир бестолково смотрел на Монтсе, не зная, что сказать. Он все еще держал в руках фотографию, ломая себе голову, что за история связывала этих людей.

— Завтра я позвоню в Рабуни, — наконец произнес африканец. — Если этот человек действительно тот испанец, о котором вы говорите, мой отец должен помнить его. У него память как у слона — он может перечислить по памяти имена всех мертвых, которых мы оставили в родной земле, когда пришлось бежать.

Доктор Монтсеррат Камбра улыбнулась со странной смесью благодарности и сомнения.

* * *

Грузовик мчался по пустыне, грохоча и фыркая, как древний пароход, готовый вот-вот развалиться. Путь от госпиталя Смары до daira Бир-Лелу был совсем не длинным, но время, проведенное в дороге, показалось Монтсе вечностью. Она сидела в кабине между Лейлой и шофером. В кузове устроились трое местных парней, крепко державших испуганно верещащую козу. Африканец, сидящий за рулем, за всю дорогу не проронил ни слова. Лишь когда перед ними открылся вид на Бир-Лелу, он перебросился с Лейлой парой фраз. Казалось, медсестра злится на него. Мужчина же, наоборот, был невозмутим и явно не придавал значения ее обидам. Даже больше — он, видимо, даже развлекался, наблюдая, как она все больше впадает в ярость. Монтсе ничего не понимала, но не решалась спросить.

Машина поднялась по небольшому откосу и остановилась рядом со скромным кирпичным зданием в пятнах цемента и побелки. Лейла вылезла из машины и помогла спуститься Монтсе. Шофер белозубо улыбнулся, не выпуская изо рта трубки. Медсестра попрощалась с ним короткой фразой, прозвучавшей как оскорбление, и возмущенно хлопнула дверью.