Голые циники - Алексей Семенов Страница 33

— Рич, ты лучший, — встряла Ольга.

— …меня возбуждает «французский маникюр», меня возбуждает бритый лобок, меня возбуждает паранджа…

— Ричард, я твой отец! — восхищенно воскликнул Горров.

— А я сейчас, кажется, влюблюсь! — воскликнула Альбина.

— …меня возбуждает Любовь Орлова, Дина Корзун и Ирина Богушевская, меня возбуждает саке, теплое молоко и холодная черно-белая фотография, меня возбуждает страх, фашистская эстетика и затяжной прыжок, меня возбуждают опята на трухлявом пне, ранний Кандинский, рассказы Брюсова и pin-up, месить тесто, пошлить на радость всем, бояться дочитать до конца интересную книгу, ходить весь день в лифчике Варвары… — тут Ричард вскочил, сорвал с себя полотенце и побежал в море, купаться голым при луне… — Э-э-это все-е-е меня-я-я возбужда-а-ает!!!

Ребята переглянулись. Словно по команде, вскочили, тоже сорвали с себя полотенца и с радостными воплями понеслись в море охлаждать свое неожиданно накатившее возбуждение.

* * *

Вечером в ресторане «Пушкин» встретились Юрий Исаакович и Константин Эрнестович. Они дружили уже больше тридцати пяти лет. Подростками влюблялись в одних и тех же девчонок, став студентами, с одними и теми же девушками «спали», мужчинами женились на совершенно разных женщинах. Народная мудрость-глупость: «С одними спят — на других женятся» — сработала и у них.

— Ну, че, водки в пиво? Зарядим по «северному сиянию»? — пошутил Юрий Исаакович, вспоминая стройотряды.

Официант вытянул лицо, округлил глаза и скривил рот.

— Позовите менеджера, — сказал ему Константин Эрнестович.

Тот ушел.

— Случилось что? — спросил Юрий Исаакович.

— Сейчас увидишь.

Официант и менеджер вернулись очень быстро.

— Да, я вас слушаю.

— Скажите, ваш официант школу окончил или сразу в ПТУ пошел?

Менеджер быстро определил ситуацию.

— Думаю, закончил, но вечернюю. Днем — спал. Мы сделаем выводы. Спасибо вам.

Константин Эрнестович повернулся к официанту.

— Даже если бы мы не пошутили, а действительно заказали водку с пивом, вам следовало бы ее принести так же торжественно, как «Наполеон» 125-летней выдержки. Потому что это наша жизнь, и, что в ней было, вам незнакомо.

— Для наших чувств и воспоминаний о студенчестве водка с пивом гораздо дороже коллекционных коньяков, — поддержал Юрий Исаакович.

— Извините, мы исправимся, — извинилась менеджер, — давайте я сама приму у вас заказ. — Немного наклонилась, завела руку за спину, чтоб мужчины не видели, и пальцем показала официанту на дверь служебного помещения.

Друзья сделали заказ, включающий в себя бутылку армянского коньяка «Наири» двадцатилетней выдержки.

— Кость, — начал разговор Юрий Исаакович, — я понимаю, что тебе неприятно будет это услышать, но я должен тебе кое-что рассказать и кое-что попросить.

— Юр, проще… Проще, не готовь меня… Что нужно, я все сделаю для тебя.

— Варвара, — Юрий Исаакович сделал паузу, — твоего сына девушка.

— Да, и что?

— У нее два дня назад чуть до «передоза» не дошло.

В этот момент официант расставлял легкие закуски и салаты. Тот же официант.

— Жива? — разливая коньяк, спокойно спросил Константин Эрнестович.

— Да, Слава Богу, еле вытащили, говорят.

— Знаешь, кто вытащил?

— Нет, — с интересом посмотрел Юрий Исаакович.

Константин Эрнестович поднял фужер.

— За тех, кто ее вытащил! — сказал он, и друзья сделали по глотку. — За двоих странных медбратьев и немного за меня! Я был с ней в тот момент.

Юрий Исаакович посмотрел, взял бокал и допил коньяк.

— Я с ней разговаривал вчера. Обещала сходить на «де-токс» и завязать, — продолжил Юрий Исаакович.

— Надеюсь. Я сына из съемочного проекта выдернул. Они любят друг друга очень.

— Это хорошо, — Юрий Исаакович поднял фужер, — за любовь, Коськ!

— Давай, за любовь!

Выпили до дна.

— Я вчера с ней разговаривал. Она хочет работать, хочет в телевизор. Может, пристроишь ее куда к себе? Так присматривать немного сможешь.

— Фрайфман фильм запускает про Афган. «Зверье» называется.

— Сильно…

— Очень, Фрайфман же… Давай я ее туда на эпизодическую роль какую-нибудь возьму.

— Нормально, а дочь мою возьми какой-нибудь санитаркой глупой и глухой.

— Че ты так, она у тебя умненькая.

— Знаю-знаю, — мягко от коньяка заулыбался Юрий Исаакович.

Они долго разговаривали, вспоминали фрагменты из жизни, которые много раз уже вспоминали, но от этого они не становились банальными. Вспомнили, как школьниками собирали бутылки. Однажды, собрав два мешка, понесли сдавать в пункт приема, но по дороге увидели еще одну в речке Парашке, как справедливо называло ее местное население. Соорудив шаткий плот, попытались отгрести на три метра от берега за бутылкой. Плот развалился, они оказались с ног до головы в зеленой тине и канализационном говне. С того момента научились не жадничать.

В десять вечера оба заторопились домой.

— Счет, пожалуйста, — попросил он официанта.

Когда друзья прощались в дверях, та самая девушка-менеджер выбежала с каким-то пакетом.

— Вот, возьмите, пожалуйста, — запыхалась она.

— Это не наше, — удивился Константин Эрнестович.

— Это комплимент от заведения. Вы уж извините нас за сегодня.

— Да ладно, все хорошо. Мы всегда рады.

Она убежала, а они открыли пакет и в голос рассмеялись. В пакете лежали две бутылки пива «Heineken» и бутылка «Финляндии».

* * *

На следующий день после разговора с Юрием Исааковичем Варвара позвонила, как ей сказали, лучшему столичному доктору Дмитрию Григорьевичу Корамову, и они договорились о времени проведения процедуры. Варвару это совершенно не пугало, она уже давно не боялась крови, задержки месячных и покойников.

В холле частной клиники «Сейф» ее встретил совсем молодой санитар в голубом халате и с голубыми хулиганскими глазами.

— Варвара? — спросил он.

— Да, я… к доктору Дмитрию Григорьевичу Корамову.

— Пойдемте, он вас уже ждет.

Пока они шли по коридору, Варвара решила узнать как можно больше о докторе, чтобы оставить хорошее впечатление — наверняка Юрий Исаакович будет ему звонить.

— Скажите, а правда говорят, что Дмитрий Григорьевич — лучший доктор столицы?

— Да фиг его знает, — весело ответил санитар, — бывает, что и мертвого оживит, а бывает, что из-за склероза очки или скальпель забудет в больном во время операции.