Сцены из провинциальной жизни - Джон Кутзее Страница 32

Настоящие англичане не ходят в такие школы, как Сент-Джозефс. На улицах Рондебосха, по пути в школу и обратно, он может каждый день видеть настоящих англичан, может восхищаться их прямыми белокурыми волосами и золотистой кожей, их одеждой, которая всегда безупречно сидит, их спокойной уверенностью. Они подтрунивают друг над другом (это слово он узнал из книг о частных школах, которые читал), но это не те грубые, неуклюжие шутки, к которым он привык. У него нет особого желания к ним присоединиться, но он внимательно наблюдает за ними и пытается что-то перенять.

Мальчики из колледжа Диосезан, самые английские из всех, не снисходят до того, чтобы сыграть в регби или крикет против Сент-Джозефс, они живут в престижных районах, о которых он только слышит, но никогда не бывал там, поскольку они находятся далеко от железнодорожной станции: Бишопскорт, Фернвуд, Констаншиа. У них есть сестры, которые ходят в такие школы, как Хэрсхел и Сент-Киприан, и которых они добродушно опекают и защищают. В Вустере ему редко приходилось видеть девочку: у его друзей были только братья, а не сестры. Теперь он впервые смотрит на сестер англичан, таких златовласых, таких прекрасных, что он не может поверить, будто они земные создания.

Чтобы успеть в школу к восьми тридцати, ему нужно выйти из дома в семь тридцать: полчаса, чтобы дойти до станции, пятнадцать минут на поезде, пять минут, чтобы добраться от станции до школы, и десять минут в запасе на непредвиденный случай. Однако он нервничает, как бы не опоздать, и поэтому выходит из дома в семь и прибывает в школу в восемь. Там он может посидеть за партой, опустив голову на руки, в тишине классной комнаты, которую только что отпер привратник.

Ему снятся кошмары, в которых он ошибается, взглянув на часы, садится не на тот поезд. В этих кошмарах он в бессильном отчаянии рыдает.

Раньше него приходят в школу только братья Де Фрейтас; их отец, зеленщик, высаживает их на рассвете из своего потрепанного синего грузовика по пути на продуктовый рынок в Солт-Ривер.

Учителя в Сент-Джозефс принадлежат к Ордену маристов. Для него эти братья, в их строгих черных рясах и широких белых накрахмаленных галстуках, — особенные люди. Их окружает атмосфера тайны: тайна места, откуда они появились, тайна имен, от которых они отказались. Ему не нравится, когда брат Августин, их тренер по крикету, приходит на тренировки в белой рубашке, черных брюках и крикетных сапогах, точно обычный человек. Особенно ему не нравится, что, когда наступает черед брата Августина отбивать, тот сует в брюки защитную «коробочку».

Он не знает, что делают братья, когда не преподают. Вход в крыло школьного здания, где они спят, едят и живут своей жизнью, воспрещен, да у него и нет желания туда проникнуть. Ему нравится думать, что они живут там как аскеты, встают в четыре утра, проводят время в молитвах, едят скудную пищу, штопают себе носки. Когда они совершают неблаговидные поступки, он из кожи вон лезет, чтобы их оправдать. Например, когда брат Алексис, толстый и небритый, пускает ветры и засыпает на занятиях африкаанс, он объясняет это себе тем, что брат Алексис — мудрец, который считает преподавание ниже своего достоинства. Когда брата Жан-Пьера вдруг снимают с дежурств в дортуаре младших учеников и начинают ходить слухи о том, что тот проделывал с маленькими мальчиками, он просто выбрасывает это из головы. Для него непостижимо, что у братьев могут быть сексуальные желания, которым они не противятся.

Поскольку лишь для немногих из братии английский язык родной, им приходится нанять католика-мирянина, чтобы вести занятия английским. Мистер Велан ирландец, он ненавидит англичан и с трудом скрывает свою неприязнь к протестантам. И не старается правильно произносить фамилии африканеров, при этом у него презрительно поджаты губы, словно афиканеры — языческие невежи.

Почти все время на занятиях английским уходит на «Юлия Цезаря» Шекспира, и метод мистера Велана заключается в том, чтобы распределить роли из пьесы между мальчиками и чтобы они читали свои роли вслух. Еще они делают упражнения из учебника по грамматике и раз в неделю пишут сочинение. Им дается тридцать минут, чтобы написать сочинение, поскольку мистер Велан не считает нужным брать работу на дом, оставшиеся десять минут он употребляет на проверку. Его десятиминутки выставления оценок стали фирменным блюдом, и мальчики наблюдают за ним с восхищенными улыбками. С синим карандашом в руке мистер Велан быстро просматривает кипу письменных работ, потом складывает их вместе и передает старосте класса. Раздаются приглушенные иронические аплодисменты.

Мистера Велана зовут Теренс. Он носит коричневую кожаную куртку автомобилиста и шляпу. Когда холодно, он не снимает шляпу в классе. Он потирает бледные руки, чтобы их согреть, у него мертвенно-бледное лицо. Непонятно, что он делает в Южной Африке, почему не возвращается в Ирландию. По-видимому, он осуждает страну и все, что в ней происходит.

Для мистера Велана он пишет сочинения на темы «Личность Марка Антония», «Личность Брута», «Безопасность на дорогах», «Спорт», «Природа». Большинство его сочинений скучные и монотонные, но иногда у него бывает порыв вдохновения, и перо начинает летать по бумаге. В одном из сочинений разбойник с большой дороги ждет в засаде у обочины. Его лошадь тихонько ржет, и в холодном ночном воздухе от ее дыхания образуется пар. Луч лунного света падает ему на лицо, словно ножевая рана, разбойник держит пистолет под полой камзола, чтобы сохранить порох сухим.

Разбойник не производит никакого впечатления на мистера Велана. Бледные глаза мистера Велана пробегают по странице, карандаш опускается.

Шесть с половиной. Шесть с половиной — оценка, которую он почти всегда получает за свои сочинения, и никогда не бывает больше семи. Мальчики с английскими фамилиями получают семь с половиной или восемь. Несмотря на свою смешную фамилию, мальчик по имени Тео Ставропулос получает восемь, потому что он хорошо одевается и ходит на уроки ораторского искусства. Тео всегда достается роль Марка Антония, а это значит, что он декламирует: «Друзья, сограждане, внемлите мне» ^[19] — самую известную речь в пьесе.

В Вустере он пребывал в школе в состоянии тревоги, но еще и волнения. Правда, его могли в любую минуту разоблачить как лжеца — с ужасными последствиями, но школа завораживала: казалось, каждый день приносит новые свидетельства жестокости, боли и ненависти под будничной поверхностью вещей. То, что там происходило, было неправильно, он это знал, и не следовало допускать, чтобы это происходило, к тому же он был слишком юн, инфантилен и уязвим для того, что ему приходилось видеть. И тем не менее страсть и ярость тех вустерских дней захватывали его, он был потрясен, но в то же время жаждал увидеть больше, увидеть все.

А в Кейптауне он чувствует, что только даром тратит время. Школа больше не является местом, где бушуют страсти. Это маленький мирок, более или менее приемлемая тюрьма, в которой он мог бы с тем же успехом плести корзинки. Кейптаун не делает его умнее — он здесь глупеет. От осознания этого он впадает в панику. Кем бы он ни был на самом деле, какое бы истинное «я» ни должно было подняться из пепла его детства — ему не позволяют родиться, он слабеет и хиреет.