На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг Страница 32

Пришедшие в гости «курносые» выглядели постарше нас: самому младшему из мафиозников был полтинник. Помимо возраста, представители дружественной криминальной структуры отличались от нас и объемами – они все обладали раблезианскими формами.

Любовь к красивой жизни и вкусной еде, безусловно, объединяла русских и итальянцев. Сегодняшнее тюремное пиршество служило тому наглядным примером.

На фоне бесконечного столовского риса с бобами, кукурузной каши, дешевых соленых сосисок, резиново-вонючих гамбургеров, арахисового масла, соевой рыбы, жирного вареного фарша наша трапеза выглядела роскошно и могла составить конкуренцию знаменитому ресторану «Tavern on the Green» в нью-йоркском Центральном парке.

Мой дедушка – антисоветчик-сибарит со стажем – в таких случаях говорил, что «подобные закуски подавали к столу мучителя испанского народа генералиссимуса Франко». Я ничего не понимал, но с детства знал, что некий Франко, как и я, любил ситро, салат «Оливье», отбивные и яблочный пирог.

Наполнял пластиковые тарелки Саша, бывший бизнесмен, а ныне шеф-повар банкета.

И русские, и итальянцы были до отвращения вежливы друг с другом. За столом только и раздавалось: «Thank you, еxcuse me, sorry и be so kind» ^[94]. Почему-то все говорили шепотом, что совсем было не характерно ни для нас, ни для курносых.

Не зэковские проводы в мужской тюрьме, а благотворительное чаепитие в Смольном институте!

Три составленных вместе стола были покрыты белыми чистыми простынями. Напротив каждого стуло-места изящно красовалась праздничная сервировка: пластиковая тарелка, по бокам – настоящие цветные салфетки и одноразовое столовое «серебро» – вилка, ложка, нож. Рядом с этой неземной красотой гордо возвышались ледяные бутылки пепси-колы, спрайта и кренберри-джуса ^[95].

Водка, наливки, самогон и прочее градусосодержащее питье отсутствовало: наш стол был чист и алкогольно-девственен. Славик, как никто другой, знал, что участников банкета в любой момент могут повести «пописать» и «подышать» – сдать анализы на наркотики и наличие алкоголя в крови.

При обнаружении запрещенных субстанций в крови каторжанина немедленно отправляли в карцер, лишали ларька и телефонной связи. Потом его судьбу решал один из лейтенантов или тюремный судья Ди-Эйч-О.

Рисковать никто не хотел, ибо наше коллективное сборище и без того могло привлечь внимание дуболомов. Какой-нибудь недружественный мент мог расценить наш ужин как «нелегальный», а его участников – строго наказать.

Мы ходили под Дамокловым мечом 24 часа в сутки, 365 дней в году.

Тем не менее мы, как и всегда, надеялись на лучшее.

Стараниями шеф-повара Александра Храповицкого и при активной поддержке юбиляра Вячеслава Вассермана судьба-злодейка послала на ужин русско-итальянской организованной преступной группировке незаслуженные тюремные яства: нежнейший салат «Оливье» с куриным мясом, яйца, фаршированные луком и грибами, рассыпчатый ближневосточный кус-кус, самодельную буженину, соленые помидоры и огурцы, деликатесную пасту в чесночно-помидорном соусе и еще кое-какую мелочовку.

Рядом со мной очутился энергичный Саша Комарковский, представитель молодого поколения хранителей тюремных понятий и обычаев. Он с пиететом прислушивался к разговору Димы Обмана и седых итальянских мафиозников, не забывая при этом налегать на угощение.

– Смотри, Левчик, сегодня ты попал на очень необычное застолье, – начал он, вполголоса обращаясь ко мне. – Таких курносых в новостях показывают, о них книжки всякие пишут, да и вообще кино снимают. Серьезные дяди. И с едой тебе повезло, как и с салютом недавним. Ешь и запоминай! Подобное не повторится!

Я мысленно согласился с Комарковским и взялся за нож с вилкой – народ активно уплетал редчайший гастрономический дефицит.

И итальяшки, и мои «хоум бои» восторженно цокали языками. Славик улыбался, довольный собой и нешумным банкетом.

Я повернулся к сидящему рядом Боре:

– Я чего-то не понимаю, почему никто ничего Славику на прощание не скажет? Тост поднимет хотя бы. Все-таки ведь собрались по его поводу, а не только животы набивать.

– А фиг его знает, – ответил Боря. – Пусть Дима начинает, он и старше, и солиднее – ему и говорить.

Как будто услышав наш разговор, Дима поднял стаканчик с пепси и по-английски произнес короткий тост. Он говорил с сильным акцентом, но бойко и легко – сказывалась многолетняя тюремная практика: «Пацан! (это слово он произнес по-русски). Завтра для тебя откроются тюремные ворота, и ты, наконец, выйдешь за забор. Живи с уважением в сердце и не забывай нас! Удачи тебе в новой жизни. На здоровье». – Дима закончил по-русски свой безалкогольный тост, явно пытаясь соответствовать американским стереотипам.

И добавил: «Чин-чин!»…

И мы, и курносые подхватили: «Ура! Чин-чин! Ле хаим! ^[96] Чиэрз! ^[97] На здоровье!» Все присутствовавшие поднялись из-за стола и, как в «Карнавальной ночи», одновременно подняли пластиковые бокалы.

Злоумышленники наперебой славили Славика, тайно мечтая о собственном освобождении. Во всяком случае, я думал именно об этом.

Далее тюремная пирушка пошла поживее.

Несмотря на полное отсутствие стимуляторов, за столом начали завязываться непринужденные дружеские разговоры. Общались в основном со своими, – мостом и народным дипломатом служили авторитетный Дима-Дейвид и скромный улыбающийся Славик.

Напротив Димы Обмана сидел его ровесник – шестидесятилетний седовласый Телло – один из приближенных знаменитого Джона Готти. ^[98] Говорили, что на воле он имел неограниченную власть – ему напрямую подчинялись многочисленные солдаты мафиозного клана. Таким же могуществом он обладал и в Форте-Фикс.

Недалеко от меня устроился скромный дедушка. Пасечник, да и только! На самом деле до тюрьмы Антони владел вашингтонским элитным эскортсервисом, которым пользовались многие политики и знаменитости.

Рядом с ним – Лоренцо, совладелец нью-йоркской компании по уборке мусора – вотчины итальянской братвы. Слева по диагонали – ресторатор из Нью-Йорка, каким-то боком тоже связанный с коза ностра.

От обилия экспрессивных и ярких мафиози мне нестерпимо захотелось замурлыкать музыкальную тему из «Крестного отца». В крайнем случае – песню итальянских коммунистов «Бандьера Росса» ^[99].