Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин Страница 32

– И взрослый ведь парень, и башка вроде варит, а такой лопух, – огорченно сказал он, возвращая платок Марине.

– А ты таким не был?

Виталик пожал плечом.

– Жаль, – отметила Марина и вспомнила вдруг: – А ты знаешь, он-то такой и был всегда. Мы в Керчь на экскурсию ездили, ну там Аджимушкай, партизаны, по городу немножко прошлись. А дома старые, с котельными внизу, и такие отдушины с решетками. Ну вот, Артурику кто-то напел, что это фашисты специально построили, чтобы людей сжигать.

– Да ну. Обалдеть. И он поверил?

– Не только поверил, потом час бухтел на тему: «А зачем это оставили, еще кого-то сжигать хотят, что ли?»

– Логично.

– Ну да, логично. Когда объяснили, что это шутка, ох он обиделся.

– Блин. Это он умеет, да. В общем, хорошо, что я ему не сказал сейчас, что про райисполком тоже шутка.

– Почему хорошо? И почему не сказал, кстати?

– Ну, не обидится ни на кого хотя бы.

– Да? – спросила Марина с сомнением.

– Да. И может, впрямь доказательства шпионские найдет. Фиг его знает, что там эти райисполкомы делают.

– Хм.

– А что «хм», нам про ЦРУ объясняли, они многое могут, вообще-то.

Марина остановилась и спросила, всматриваясь Виталику в лицо:

– Виталь, ты серьезно сейчас? Я же не Артурик.

– Вот за это отдельное спасибо, – сказал Виталик.

– К вашим услугам, сэр. И всегда… Виталь, ты чего?

Виталик замер на краю неширокой по местным меркам асфальтовой четырехполоски. Ее надо было перейти, пока машин нет, и идти еще квартал, а потом направо, через подземный переход, еще пять кварталов – и будут общаги. Виталик застыл гипсовым памятником – даже побелеть попытался под загаром – и смотрел мимо Марины – на дорогу. По дороге медленно шла толпа. Вернее, процессия. Большая, человек семьдесят. Впереди очень медленно шагали два усатых парня в странной пятнистой одежде. Один, сильно хромая, нес застекленный портрет, вцепившись в рамку, как в края щита, так что пальцы побелели. Второй бережно, будто спящего котенка, держал на согнутых руках небольшую белую подушку, на которую был аккуратно уложен голубой берет.

Марина заморгала, не понимая, что это и зачем, потом разглядела обтянутый красной тканью гроб, который как будто легко волокли на скрученных простынях одетые по-летнему мужики с набрякшими венами на шеях и предплечьях. Рядом брели заплаканные, но нестарые совсем люди в черном и офицер с непокрытой головой. Офицер тоскливо смотрел в небо, но умудрялся не спотыкаться. Дальше шли разные люди, но почти все молодые или нестарые. Нестарые смотрели под ноги, молодые – прямо перед собой, как пятнистые усачи во главе колонны.

Музыки почему-то не было, хотя обычно на похоронах играет траурный марш, надсадно и выматывающе, Марина помнила. И для обычных похорон выбирались автобусы и грузовички, которые двигались по окраинным улицам. Эти похороны были необычными. Вместо медного надрыва – шелест шагов, тихий плач, сконфуженное сморкание и страшное молчание. Вместо громыхающего грузовичка – злые потные парни, время от времени уступающие ношу еще не потным, но злым. Вместо скрытного перемещения к кладбищу по окраинам – марш к центральной улице с перекрытием движения.

За колонной ползла пара жигуленков, явно не имеющих отношения к колонне и возможности либо смелости как-то ее объехать. Если Марина правильно помнила, через пару кварталов процессия должна была выйти на проспект Мира – и двинуться по нему, осаживая и, не исключено, снося машины и автобусы с грузовиками.

Колонна приблизилась, блик на стекле растаял, и Марина разглядела портрет – мутноватый и грубо ретушированный, видимо, сильно увеличенное фото с комсомольского билета или призывного свидетельства. Темноволосый причесанный мальчик с тонкой шеей, детскими щеками и веселыми глазами.

Один веселый человек на всю улицу, город и мир – и тот мертвый.

– Ой, – прошептала Марина, поспешно прикрывая рот ладонями, и только тут поняла, что Виталика рядом нет. Не рядом тоже.

Она завертела головой, хотела крикнуть, но постеснялась – процессия была совсем рядом. Все смотрели мимо Марины, только офицер, споткнувшись все-таки на ровном месте, скользнул по ней взглядом и отвел глаза. Марина тоже. Она пыталась высмотреть Виталика и, кажется, разглядела его в толпе, вполголоса беседующего с кем-то в тельнике, но, наверное, ошиблась: сморгнув, Марина никого знакомого рядом с парнем в тельнике не высмотрела.

Мимо шаркал уже хвост процессии, когда один из жигуленков, не выдержав, коротко вякнул сигналом. Марина вздрогнула, несколько человек из хвоста обернулись, парочка бритоголовых мальчишек в спортивных штанах и футболках остановилась, медленно разворачиваясь. К машине, придерживая кобуру, подбежал как с неба свалившийся милиционер. Марина замерла, ошалев от мысли, что вдруг оказалась в дурном кинофильме с уличными перестрелками, но милиционер лишь наклонился к водителю и что-то коротко ему сказал, а второму жигуленку вовсе сделал знак рукой и поспешно отошел к тротуару. Машины, взревев, развернулись одна за другой и удымили прочь. Отставший от колонны парень в куртке и штанах защитного цвета, странно сочетавшихся с потертыми кроссовками, проводил их взглядом исподлобья, сплюнул, покосился на Марину и пошел догонять колонну.

Марина вздохнула на четыре дребезжащие ноты и пошла в общагу.