Конклав - Роберто Пацци Страница 32

В продолжение этого ожидания легко можно было изучить тело африканского кардинала, по улыбающемуся лицу распознавая епископа из Мапуто, с Мадагаскара, по имени Карло Фелипе Мария Дос Анджелес.

Во втором голосовании этого дня за него подали голоса двадцать человек, и по количеству голосов он был первым. Этот нагой мужчина, который только что сел и снял купальный халат, мог бы стать первым черным папой в истории Церкви.

И как только они его узнали, эта мысль, заполнившая умы всех присутствующих, заставила их замолчать – они просто онемели. Неловкость этой гробовой тишины столкнулась по контрасту с тем разговором, который вдруг начал африканец – теперь уже все растерялись.

Дос Анджелес принял совет Стелипина прийти сюда; здесь будет легче понять тайные сговоры, и ни у кого из присутствующих не возникнет подозрения, что он сам посоветовал другим африканским кардиналам тоже явиться сюда. Через несколько минут они все вошли и расселись на свободные лавки. На сегодня черных кандидатов, получивших голоса, было девять.

Стеклянная дверь распахнулась, появился архиепископ из Львова, завернутый в купальный халат, оказавшийся слишком длинным для его маленькой фигуры и мешавший его ходу. Как только это он пересек порог, все девять африканских кардиналов поднялись, чтобы освободить ему место, но он, насмешливо улыбаясь, пошел в угол, к месту около Мальвецци.

– Какая прекрасная музыка… Что это? – спросил украинский кардинал по-итальянски, с сильным иностранным акцентом.

– Вероятно, это композитор XVIII века.

– В нашем соборе постоянно звучит музыка, как здесь. Мои хористы – молодцы, мы их записали на диск, чтобы можно было всегда их слушать.

– Дорогой Стелипин, может хочешь чтобы тебе сделали массаж с березовым веником? Я уже попробовал – чудо что такое. Попробуй и ты, очень хорошо для циркуляции крови… – сделал украинцу приглашение Матис Пайде, показывая на березовые веники, лежавшие около него.

– Как любезно с твоей стороны, спасибо, мне говорили, что ты – финн и хорошо понимаешь в этих вещах…

– Нет, я – эстонец с одного острова напротив Финляндии, на котором повсюду растет береза, как здесь – акация и липа.

– Ну, и как делают такой массаж?

– Сейчас я тебе покажу. Возьми-ка один веник и потихоньку пройдись по моей спине – и экс-траппист, который больше всех проповедовал наслаждение в затворничестве, разделся и лег на лавку спиной вверх, к большому удивлению коллеги-славянина.

Любопытно было видеть контраст между могучим нагим телом эстонского кардинала и махоньким тельцем его застенчивого «истязателя». Униат взял самый маленький веник и начал бить по широкой, все еще сильной и прямой, несмотря на шестьдесять шесть лет, спине этого мощного человека.

– Сильнее, Вольфрам, еще сильнее, – умолял Пайде.

И маленький украинец, купальный халат с капюшоном которого делал его похожим на эльфа, а не на князя Церкви, старался бить веником изо всех сил. Из-за этой тяжелой работы и горячего пара лицо его раскраснелось, тем временем пояс халата развязался и начал сползать.

Африканцы, сидящие напротив, по неловкости, или из духа соперничества выиграть хотя бы в чем-то, последовали совету Пайды, один за другим поднялись, взяли оставшиеся веники и начали бить ими друг друга. Кардинал из Киншаса бил по спине кардинала из Дар-эс-Салама, Мапуто – по Антананариву, Дуала – по Капале, Дакар – по Аддис-Абебе и по Луанде.

В общей тишине слышались только эти звуки, потому что и итальянцы последовали их примеру и, взяв оставшиеся веники и найдя себе «жертву», принялись за то же самое, не забывая поглядывать на ведущую пару – Пайде и Стелипина, на этих двух могикан северной Церкви. Только и были слышны выкрики: «сильнее, сильнее» – как это делал Пайде, повернувшись к Стелипину, и который, как мантра, душа этих упражнений, у многих вызвал в памяти практику умерщвления плоти в античные времена.

Наконец, Пайде предложил Стелипину поменяться местами. Слабое здоровье украинского епископа заставило его задрожать: ему казалось, что он вряд ли выдержит такое. Однако, он начал снимать белый халат, и, запрятав поглубже свою растерянность, осторожно спросил:

– Теперь моя очередь?

Это маленькое окоченевшее тело с практически несуществующими мускулами, с желтоватой дряблой кожей, с выступающими коленками, сгорбленное, будто бы он мучается остеохондрозом, – ничего более жалостливого не могло представиться глазам зрителей. Рука Пайде была легче пуха, но ничто не заставило бы слегка шатающегося под этой рукой Стелипина попросить эстонца остановиться.

– Сильнее, еще сильнее – вскрикивал славянин, желая участвовать в этом состязании на умерщвление плоти, тем более, что на него смотрели африканцы, энергия которых была гигантской, движения их становились все шире и шире.

Пока Стелипин демонстрировал свою наготу между черными телами, дверь вновь распахнулась. На пороге стоял неподвижно, парализованный увиденным, кардинал Дзелиндо Маскерони, префект Конгрегации по вероучению. Позади него возвышались четыре белокурых швейцарских гвардейца.

Нет, кардинал Дзелиндо Маскерони никак не мог набраться мужества и войти. Его охватил ужас от увиденного – истязания нагих в клубах густого пара, и над всем этим распятие на противоположной от двери стене, как кульминация жалости, вызванной в нем фигурой бедного Стелипина, по спине которого «ходил» березовый веник этого бесноватого Пайде.

И как финал увиденного – в памяти всплыли сцены ада, которые каждый день он видел на фреске в Сикстинской капелле, а присутствие девяти черных кардиналов просто усиливало ощущение схожести. Префект Конгрегации по вероучению закрыл глаза и стал молиться Спасителю, вдохновившему его на пожелание большой удачи конклаву.

Не без труда принял он белую махровую одежду, показавшуюся ему, конечно же, смехотворной для святого места. Догадался: здесь сошлись африканцы и их сторонники. Увидел и швейцарских гвардейцев с их командиром, смущенным некоторой неловкостью своего пребывания здесь – впервые в турецкой бане – и боявшимся ненароком уронить честь офицера, а то и быть вынужденным оказывать помощь старикам, если те вдруг попросят.

Теперь, когда Маскерони освоил всю сцену целиком, его смущение уменьшилось. Никак не верилось, что в этом святом месте можно подвергаться такому аскетическому и суровому унижению. Да, он был смущен и жалел своих собратьев. Не сразу понял, как и чем ответить кардиналу из Неаполя, который попросил его закрыть дверь, чтобы не уходило накопившееся тепло. Почти не реагировал и на подталкивающую его внутрь обширного зала бани влажную руку Рабуити. За его спиной сгрудились едва различимые фигуры четырех гвардейцев, попечению которых он был доверен. Им было поручено не оставлять его одного.

С вторжением Маскерони в парную мгновенно прекратились все массажи березовыми вениками, не то, чтобы преосвященные испугались его присутствия, скорей, они были растроганы пришедшей на память сценой в капелле, когда одна из куриц «капнула» ему на голову. Они застыли с вениками в руках. И с прикрытыми от сильного пара глазами начали рассаживаться по своим местам; каждый улыбался от представленного: в случае чего несколько пернатых, спрятав от надзора, можно поместить и на их места…