Черный театр лилипутов - Евгений Коротких Страница 32

— На совещание уехал, — ответила секретарша. Я побежал к пионервожатым. Школяры сидели в пионерской комнате с кисточками и карандашами, склонясь над огромным листом ватмана, еще не решаясь его испортить. Какой-то вихрастый и худой пятиклассник стоял с горном и руке и прицеливался ногой в барабан. Атмосфера была творческой.

— Где пионервожатая? — поинтересовался я.

— …

— Куда вы ее дели? — закричал я.

— …

Тогда подошел к вихрастому и поднял его за ухо.

— Не трожь барабан! — прорычал я. — Если не хочешь, чтобы он оказался на твоей голове! Говори, что вы сделали с пионервожатой?

— А-а-тпусти-и у-у-хо! — завопил вихрастый. Пионеры с уважением побросали кисточки. Они что-то разом закричали, показывая руками в разные стороны.

— Тише! — скомандовал я. — По одному. Вот ты говори, куда делась пионервожатая.

— У нас нет пионервожатой, — ответила мне хрупкая девчонка со старческими большими глазами. — К нам никто не хочет идти работать, а вы не новый пионервожатый?

— Вот те раз, — уселся я на предложенный стул. — Вы очень скверные дети… поэтому к вам никто и не хочет идти работать, и я к вам не пойду.

— Мы не скверные, — ответил очкарик. — Просто пионервожатым платят мало, а требуют много.

— И директор ворюга! — пискнул вихрастый с алым ухом. — Школа третий год не ремонтировалась, а из родителей каждый год деньги на ремонт выбивают.

— У вас школа или воспитательная колония? — спросил я, крайне озадаченный такой откровенностью пионеров. — А если я из милиции?

— Мы уже обращались в милицию, — печально вздохнула девочка в бантах со старческими большими глазами, видимо, бывшая у них за командира. — Они нас за детей считают и не хотят с нами серьезно разговаривать. Мы, сейчас факты собираем.

— Что-то вроде следопытов-кляузников, — понимающе кивнул я головой. — У вас же родители есть, чего они-то не занимаются этим?

— Родители боятся, чтобы нас директор не загрыз, — ответила девчонка и, чуть подумав, добавила: — Генетический страх… надеюсь… — встряхнула она бантами, — вы меня понимаете? А мы его не боимся, правда за нами! У нашего актива и девиз есть.

Она посмотрела на актив и взмахнула худенькой ручкой:

— Если не мы, так кто же?! — закричали активисты

«Чего это делается? — со страхом подумалось мне. Я таким не был, а эти скрепки даже директора за человека не считают, для них он ворюга и все, говорить не боятся. Они же его посадят, когда подрастут».

— Ну а завуч-организатор у вас где? — спросил я.

— Елена Сергеевна уволилась, — последовал ответ. За ней директор ухаживал, а она его терпеть не может.

— Кто ж вами тогда занимается?! — вскричал я. — У вас что здесь, анархия?!

— У нас штаб есть, — солидно произнес очкарик. — Мы сами занимаемся школой. — Я заместитель, а она, — показал он рукой на девчонку в бантах, — председатель штаба.

— Штаб?! — взвизгнул он вдруг пронзительно.

— Шкипер!!! — оглушили меня пионеры.

— Наш девиз? — закричала председатель штаба.

— Так держать!!! — задрожала школа.

Я почему— то вспомнил армию. Точно так же выводил нас старшина в пятидесятиградусный мороз на плац и заставлял орать до тех пор, пока у нас не отклеивались уши, а его красно-пунцовый нос не превращался в белоснежно-нежный.

— Все это хорошо, — сказал я. — А как у вас проходят организационные мероприятия? Предположим, поход в кино, в театры? Я вот, например, артист, и мы привезли для вас фантастическое представление.

— Штаб! — строго посмотрела на меня председатель, потом взглянула на подчиненных. — Линейку!

Активисты тут же повылетали из пионерской комнаты.

— Вас как зовут? — строго спросила меня девчонка с бантами, когда мы остались одни.

— Евгеша, — как-то сробел я.

— Так нельзя, я вас должна представить по отчеству, меня можете просто называть Марина Жукова.

— Не надо по отчеству, — прокашлялся я. — А простите, Марина Жукова, что это за линейка, может быть, как-нибудь по-другому?

Председатель посмотрела на свои крохотные часики и сказала:

— Сейчас прозвенит звонок, и все пионерские классы соберутся на внеочередную линейку. Вы выступите. А вот звонок! — воскликнула она. — Ждите здесь, за вами придут.

«Что они тут вытворяют? — подумал я с волнением. — Какая линейка? Они что, спятили? Не хватало еще, чтобы меня в почетные пионеры приняли…»

В комнату зашли двое пионеров в пилотках, видимо, из рядовых и отсалютовали:

— Товарищ артист, линейка построена!

Я спустился с ними на второй этаж — и меня тут же оглушил барабанный бой. Пионеры стояли правильным прямоугольником, как римские легионеры, вместе со своими классными руководителями. Не хватало только коротких мечей и щитов. Я посмотрел на лица преподавателей и что-то большого энтузиазма не заметил. Скорее всего, они сами не понимали, что творится вокруг, и выглядели несколько запуганными. Меня поставили в центре, и под барабанный бой я принял рапорт от Марины Жуковой.

«Чем же это все кончится? Левшин мне о линейках ничего не говорил».

— Товарищи! — гаркнул я, как генерал на параде. — Товарищи!

Лица пионеров были торжественны и строги, словно они ждали от меня доклада о бедственном положении аборигенов в Австралии.

— Погромче! — раздалось с дальних шеренг.

— Товарищи школьники! — завопил я, чтоб всем было слышно. — К вам в гости приехали артисты Куралесинской филармонии.

Марина Жукова посмотрела на всех грозным взглядом и захлопала в ладоши. За ней зааплодировали всё остальные.

«Черт побери, — вспотел я. — Как митинг на бастующем заводе».

— Мы привезли для вас иллюзионное, эстрадное, фантастическое представление «Мойдодыр»! — гробовым голосом проорал я.

Легионеры с каменными лицами принялись аплодировать. Я хотел улыбнуться, чтобы, как всегда, игриво рассказать им о летающем Женьке, о веревочках, лесочках, о самом последнем законе физики, но вместо улыбки у меня на физиономии показалось хищное выражение оскаливающегося тигра. На строгих лицах пионеров начал появляться испуг, когда я страшным голосом прорычал им о «черном кабинете» и о единственном в мире театре мерных лилипутов. Теперь они уже не аплодировали, а лишь теснее жались к учителям, которые, обхватив их руками, со страхом и вызовом смотрели на меня. Свой ужасный рассказ я закончил истеричным воплем:

— Вот такой интересный спектакль мы и хотим показать вашей школе!

Тут я перевел дух и посмотрел на раздавленных пионеров. Марина Жукова стояла рядом со мной, тряслась от страха, и ее дрожь передавалась мне.