Город Света - Людмила Петрушевская Страница 32

Дальше необходимо было писать замок тщательно, прорисовывая все детали, начиная с нижнего ряда окон.

Замок начал растворяться. Башня уже просвечивала, крыша обнажила белые стропила, ворона в ужасе снялась и стала кружить над тающим, как сахар в чае, дворцом…

Тщательно нарисовав забор, который тут же исчез, художник увидел какой-то халат, который держал в руках поводки, готовясь спустить бешено лающих псов…

Делом двух секунд было наметить собак.

Не сделав и шага, они все мирно уместились на картине в своих угрожающих позах.

Художник, разумеется, не писал ни неба, ни леса на горизонте, ни домов по соседству, не говоря уже о маленьком стаде коз и старушке на пеньке.

— Ты! — воскликнул из пустого пространства кто-то без головы, но в бархатном халате и золотых туфлях. Голос шел оттуда, где над плечами вместо головы можно было рассмотреть дальний кустик распустившейся сирени.

— Игорь, друг, давай договоримся! — продолжал Голос.

— Подожди ты, — сказал художник, дописывая эту безголовую фигуру, так что вскоре находившийся во дворе куст сирени проявился без помех в полный рост и засиял своими свежими, темными листьями и яркими, как на цыганской шали, кистями. Сирень художник рисовать не стал.

На картине стоял дворец, в одном из окон которого виднелась маленькая, как запятая, кричащая голова. Тело этой головы возвышалось на переднем плане в роскошном халате и золотых тапочках. Голос из пространства возопил:

— Ну и чего ты добился? Я без фигуры не могу тебе помочь. Я могу только тебя уничтожить, но вот вернуть к жизни твоих друзей я уже буду не в силах. Сотри меня с картины, тогда я сделаю все.

— Давай уничтожай меня, я согласен.

— Ты что, я же твой старый товарищ! — закричал невидимый Извося.

— Хорошо, если ты всех выпустишь на волю, тогда я выпущу и тебя. И чтобы они были здесь сейчас же.

— Это конкретный разговор, — сказал Голос. — Я знаю, ты честный мужик. Ты всегда без единого слова отдавал мне деньги. Теперь я тебе заплачу. Скажи так: чао, чао, бамбино! И первыми оживут последние, остальных найдешь где оставил, клянусь честью!

— Чао, чао, бамбино! — сказал быстро художник.

Тут же картина опустела, возник белый холст, а замок стал на свое место, затем возникла веселая и чумазая орда во главе с Ромой, и все эти поселенцы мигом преодолели бетонный забор и вместе со своими самоварами, перинами и детьми оказались внутри замка. Их лица замелькали в окнах, затем на крыше, и возникший из воздуха хозяин в бархатном халате с криком «убью стерв» кинулся в калитку спускать воскресших собак — однако художник быстро написал его на холсте, и его, и псов, все по памяти, а память у Игоря была фотографически точная.

В окнах дворца уже вывешены были на просушку простыни и подушки, из трубы валил дым, дети вопили во дворе, трещала ломаемая сирень, все шло как полагается в таборе.

Голос из воздуха печально сказал:

— Ну скажи еще раз чао, бамбино! Ну скажи! А то так и буду все время звучать у тебя в ушах!

— Звучи, я заткну их, — ответил художник и пустился бегом домой, а оборудование для рисования перебросил через забор, и слышно было, как тут же радостно заорали дети, прыгая по фанерному ящику, и как затрещал раздираемый в клочья холст.

Через полчаса ходу он нашел на тротуаре у своего дома недвижно сидящую на чемоданах знакомую семью — кот и собаки все еще ели из мисок, а взрослые все еще кого-то ждали.

Художник спрятался в подъезде и видел, как девушка встала, позвонила по телефону-автомату, коротко поговорила и вернулась к родителям. Лицо у нее было удивленное.

— Адик сказал, — произнесла она громко, — что если я подарю ему квартиру какого-то Игоря, то он, так и быть, на мне женится. Даже не поздоровался, сразу объявил. Сделал заявление: женюсь за квартиру. Печать и подпись: твой Адонис, твоя мечта.

Родители тихо засмеялись.

Девушка, подумав, тоже.

Художник вышел из подъезда и сказал:

— Ваша квартира свободна, вот ключ.

И взял в обе руки по пачке книг.

И семья вдруг похватала чемоданы, Вера собрала с асфальта миски, подтянула к себе собачью свору, и все пошли к лифту.

Дальше, можно уже сказать, все пошло прекрасно, художник в будущем женился на своей прекрасной Вере, но заранее предупредил ее, что он пишет только абстрактные картины, без людей и домов, а этим много не заработаешь. И еще одно: время от времени он слышит укоризненный голос, идущий ниоткуда, и тогда приходится затыкать уши. Такая маленькая странность.

Вера же ответила на это, что ты у меня глупенький и всегда был глупенький.