Переплетчик - Эрик Делайе Страница 32

Господин Дорнье в момент рождения Анны-Франсуазы отдыхал в одной из своих комнат в южном крыле дворца. Делать ему там было совершенно нечего, и вообще, по всем признакам, он обязан был находиться подле герцога всё время, не отходя от того ни на шаг. Но вот беда, за три дня до описываемых событий Дорнье умудрился споткнуться на ровном месте и растянуть связки в ступне. Ходить из-за этого он если и мог, то с большим трудом, превозмогая боль. Для скорейшего выздоровления Жарне потребовал от Дорнье соблюдения постельного режима и ползать через весь дворец к герцогу запретил. Герцог сказал, что временно сможет без Дорнье обойтись.

Кем же был этот столь незаменимый господин? О, он был всем. Номинально Дорнье состоял при герцоге управляющим, но при этом умудрялся засунуть свой длинный нос даже в дела, никоим образом его не касающиеся. Например, он регулярно появлялся на кухне и проверял качество работы главного повара, за что тот его искренне ненавидел. Обладая потрясающей памятью, Дорнье знал всю челядь вплоть до мужика, который приходил опустошать отхожие ямы. Управляющий умело распоряжался чужими вещами, чужими делами и даже чужими жизнями — в случае, когда кто-то становился ему неугоден. В то же время Дорнье был одним из немногих, кто хорошо понимал герцога и мог обуздать его жестокий нрав. Герцог вполне мог убить простолюдина за неправильно склонённую голову и этим сильно походил на феодалов тёмного Средневековья. Дорнье же знал, как отвести герцогское внимание от попавшего под горячую руку страдальца, и всегда помогал избежать хозяйского гнева. Поэтому половина дворца была управляющему обязана, а Дорнье прекрасно знал, как этим пользоваться.

Помимо всего прочего, Дорнье работал у де Жюсси дольше всех прочих. Некогда он служил при доме д’Обильон, но после свадьбы новоявленная герцогиня порекомендовала Дорнье мужу как незаменимого человека, герцог с некоторым неудовольствием принял того на работу и не пожалел. Свой переход из дома в дом Дорнье объяснял тем, что всегда предпочитал выполнять пожелания Альфонсы, нежели её своенравных родителей, да и карьерной лестницы в доме д'Обильонов ему не светило. У де Жюсси он в течение буквально полутора лет поднялся от личного помощника герцогини до управляющего всеми делами герцога.

Герцог ценил своего верного слугу в первую очередь за то, что тот брал на себя абсолютно все обязанности, которые герцогу неплохо было бы порой выполнять самому. Мало кто знал (да и сам герцог был, конечно, не в курсе), что Дорнье порой взваливал на свои широкие плечи даже супружеский долг хозяина, и после подобных экзерсисов герцогиня в течение нескольких дней ходила, лучась, точно солнце. Служанки толковали, что в постели Дорнье дерзок и умел, и главное, он может как-то так извернуться, чтобы избежать беременности, да ещё при этом и удовольствие доставить. Доктор Жарне, чьи успехи на любовном фронте были весьма сомнительны, управляющему завидовал.

Так или иначе, похороны тоже должны были лечь на плечи Дорнье. Эскулап не собирался брать на себя чужие, да ещё и столь неприятные, обязанности. Он придумал для инвалида оригинальный костыль и планировал уже ночью изготовить его из подручных средств, чтобы назавтра управляющий мог снова приступить к выполнению своего долга. Теперь же Жарне шёл к комнатам Дорнье. Тому, конечно, уже донесли о несчастье, обрушившемся на дворец, — и одновременно об успешном появлении на свет девочки.

Жарне появился у Дорнье без предварительного доклада и приглашения. Когда доктор ворвался к больному, тот полулежал на кушетке и листал какую-то книгу.

«Дорнье! — закричал Жарне практически с порога. — У нас проблемы». — «Я знаю, — спокойно отозвался управляющий, — тем более это не проблемы, так, суета сует». — «Смерть герцогини — суета сует?» — «Да, именно так». — «И смерть одного из близнецов тоже?» — «Безусловно». Дорнье продолжал листать книгу, изображая безразличие. Тем не менее Жарне прекрасно знал, что многочисленные шестерёнки в голове управляющего сейчас активнейшим образом вращаются, планируя дальнейшие действия и распоряжения.

«Ладно, Альбер, — сказал врач (наедине они с управляющим переходили на „ты“), — ты знаешь, что делать, но, так или иначе, грядёт определённая несправедливость: герцогиню похоронят со всеми надлежащими почестями, это понятно, но о мёртвом ребёнке не знает никто, кроме узкого круга лиц, и герцог не погнушается просто выбросить его на помойку, ты же его знаешь; а мы всё-таки люди, нужно оставить память об этой девочке».